– На нашей линии погибли трое, – докладывал Акинфеев. – Красноармейцы Золотаревский и Баринов, сержант Мальцев. У Владимирова, Ротмистрова – царапины, ничего страшного. Кузьменко ранен в руку, но сражаться может. Трубкин оглох на одно ухо, но в нормальном состоянии, соображает.

– Отлично! Протянем.

– Убиты ефрейтор Пасечкин и младший сержант Железняк, – доложили с восточной стороны. Незначительные ранения у Панкина и Курганова. У Кожемякина попадание в голову, перевязан, говорит, что в состоянии сражаться. Волков, кажется, немного контужен, но адекватен.

– Хорошо, товарищи! Продолжайте и дальше беречь себя. Готовьтесь к бою!

«Скорее бы Варфоломеев закончил со своей второй линией, – пессимистично подумал лейтенант. – Ибо мы здесь не железные».

С немецкой стороны злобно задул ледяной ветер. Казалось, что эти жестокие потоки воздуха напускают специальные аппараты врага, созданные, чтобы деморализовать Красную армию. В самой дальней стороне леса, на захваченном севере, появились едва заметные широкие точки. В тридцати метрах от линии обороны разорвался одиночный снаряд: немцы прицеливались. Среди пределов разорённого поселения вновь объявилась неприятельская техника. На этот раз она не отваживались выезжать за пределы деревни, а держалась внутри неё, дабы быть более защищённой. Необходимо было ждать, пока незваный гость не пересечёт Коловку и не объявится на видном месте.

Германцы не засели особенно надолго, их новая атака оказалась стремительной. Около западного орудия взорвалось, но по артиллеристам не попало. Грохнуло также по восточным траншеям. Разразилось опять ручное оружие. Гитлеровцы стреляли из поселения, оттуда же била техника противника. По пепелищу храбро отвечали советские воины. Через пару минут по основной дороге, разрезавшей и Коловку, и линию обороны пополам, на средней скорости поехал «третий» «Панцер». За ним семенила штурмовая группа, пользуясь стальной колесницей как щитом.

Не дожидаясь приказа командующего, солдаты у пушек зарядили по танку. Пробить ничего не удалось. Вскоре объявилась ещё одна проблема: другой «Панцер» той же модели снёс нерухнувший фасад на юго-востоке деревни и включился в наступление, не давая покоя правым окопам. Сельницын приказал пушкам разделить сектора контроля, то есть каждой занять по тяжёлой машине. Пальнул дальний танк. Акинфеев видел, будто в замедленном кино, как на щитке «сорокапятки» образовалось что-то горячее, затем от него отлетели дуло и прочие детали, сдетонировала коробка с боекомплектом. Тела прислуги, покрытые гарью, разлетелись вокруг места попадания.

– Не прострелить ни хрена, всё отлетает, точно они маслом обмазаны, – рычал младший лейтенант, пытаясь быстро найти нужное решение в разразившейся суматохе. – Западная, убирайтесь от орудия и уходите в окопы. Погибнете по чём зря!

– Одну секунду, одну секунду… – отозвались с оставшегося орудия. Оно бахнуло и едва заметно откатилось в последний раз. Переднему «Панцеру» сорвало трак, он неуклюже повернулся боком к оборонявшимся, однако экипаж его не покинул: машине удалось сохранить боеспособность. Артиллеристы смогли уйти к своим за пять секунд до того, как на их «рабочем месте» лопнул снаряд. Кажется, «сорокапятка» теперь была серьёзно повреждена.

Бронебойщики сосредоточили своё внимание на подбитом танке, надеясь извести сидящих внутри захватчиков. Тут и там на его броне появлялись и пропадали синие огоньки.

– Разрешите, я его гранатой? – спросил Андрей, убив нерасторопного немца, решившего сменить укрытие. – Подползу, и всё. Конец котёночку.