– Поэтому я здесь главный, – усмехнулся старейшина. – Но в верблюдах я разбираюсь.
Омар аль-Кебир хотел бы поторговаться, хотя бы ради традиции, но был слишком устал и понимал, что у ворчливого бороро было слишком много правды, когда речь шла о животных.
– Ладно! – проворчал он нехотя.
– Тогда я дам тебе семь бурдюков воды в обмен на пятьдесят патронов, ведь винтовка без боеприпасов бесполезна.
– Двадцать патронов…
– Сорок…
– Двадцать…
– Тридцать восемь, потому что предупреждаю: ближайший колодец, Гельта-Сенауди, находится в трех днях пути отсюда.
– Двадцать, – настаивал Омар аль-Кебир, и, предвосхищая старейшину, который, казалось, собирался продолжить спор, добавил: – А теперь я предупреждаю тебя: можешь выбрать между двадцатью патронами в мешке или одним в голове. В этом случае мы возьмем всё и разграбим вашу деревню.
Старик, чьи зубы оставались такими же здоровыми и белыми, как у подростка, широко улыбнулся и с выражением покорного смирения сказал:
– Это предложение, от которого невозможно отказаться. Я прикажу привести верблюдов и наполнить бурдюки.
Он кивнул на седла:
– Кстати! Что ты собираешься делать с сёдлами, которые вам не нужны?
– А что, чёрт возьми, ты предлагаешь мне с ними делать? – проворчал тот. – Использовать их как зонтик? Забирай их, и пусть одно из них послужит тебе седлом, когда будешь скакать в ад.
– Надеюсь, оно будет удобным, ведь говорят, это долгий путь… – ответил старейшина, явно довольный тем, как удалось провести сделку. – Я зарежу козленка, чтобы вы могли вкусно поужинать, и через два часа вы сможете уйти.
Он удалился почти вприпрыжку, чем вызвал вздох Юсуфа, который, подняв глаза к небу, пробормотал:
– До чего мы докатились!
– Проблема не в том, до чего мы дошли, а в том, куда мы дойдём, – заметил его начальник. – После четырёх лет засухи в Гельта-Сенауди вряд ли осталось много воды. Нам придётся уповать на Аллаха.
– У меня такое ощущение, что Аллах не уповает на нас, несмотря на все наши песнопения и восхваления. А что касается меня, я больше не собираюсь громко читать Коран. У меня сушит горло.
Это был сон?
Нет, это был не сон.
Но это мог быть сон.
Или могло быть так, что он видел во сне, будто ему снится сон.
Редко он испытывал такое же удовольствие, как во сне, но рука, которая ласкала его так интимно, была куда более искусной, чем могло бы быть любое существо из его снов.
Открыл глаза, и это было всё равно, что не открывать их, поскольку темнота была абсолютной. Но лёгкое дыхание, запах и прикосновение дали ему понять, что это была женщина, и что она была крайне возбуждена.
Он не задал вопросов, зная, что не получит ответов.
Кем бы она ни была, она выбрала жаркую безлунную ночь, предполагая, что застанет его лежащим обнажённым на постели.
И так оно и было.
Её мягкие пальцы уступили место влажному языку, затем жадным губам и, наконец, бёдрам, которые прижались к его бёдрам. Она продолжала до тех пор, пока он не исчерпал свои силы.
Он уснул.
Отдохнул час, может быть, два…
И увидел сон.
Но это был не сон, хотя мог бы им быть.
Или, возможно, он лишь видел во сне, что ему снится.
В некоторые моменты он испытывал такое же наслаждение, но рука, что нежно ласкала его, была куда искуснее, чем могла бы быть рука существа из сна.
Он открыл глаза, и это было всё равно, что не открывать их, поскольку темнота была абсолютной. Но лёгкое дыхание, запах и прикосновение дали ему понять, что это была женщина, и что она была крайне возбуждена.
Но её аромат был другим, как и гладкость её кожи и то, как в этот раз она снова увлекла его за собой, оставив его полностью опустошённым.