Я узнаю собственные слова, даже переписанные другой рукой и переведенные на другой язык. Несомненно, слова, вырванные из контекста (или, хуже того, помещенные в новый контекст), выставят меня в дурном свете. Однако я не убивала Дарнли. Многие другие принимали участие в этом и пытались обвинить Босуэлла после убийства – плакаты, подброшенная бочка и лицедеи, изображавшие его в ту ночь на улицах Эдинбурга. Сами лорды сделали это – те самые люди, которые теперь готовы представить эти письма.

О Господи, меня предали!»

Люди начали собираться в зале заседаний в Йорке; по странному совпадению, это был зал, обставленный Генрихом VIII для приема Якова V, когда они собирались встретиться в 1547 году. Король Шотландии уклонился от встречи из опасения попасть в плен. Теперь здесь решалась участь его пленной дочери.

Люди рассаживались на длинных скамьях, шелестели бумагами и старались выглядеть суровыми и сосредоточенными. Но вскоре на лицах появились улыбки: многие были знакомы и рады видеть друг друга.

– Сэдлер! Как поживает ваша дочь, которая собиралась выйти замуж за священника? – спросил лорд Джеймс. Сэдлер давно принимал участие в делах Шотландии.

– Спасибо, хорошо. А как ваша дражайшая супруга? О, лорд Бойд!

Последовала оживленная дискуссия о процедуре заседания и о том, что можно будет рассматривать в качестве свидетельств. Представители Марии предложили «жалобную книгу» для стороны лорда Джеймса. Он возразил на том основании, что собирается предоставить собственные улики. Он достал серебряный ларец и почтительно поставил на стол, но отказался открыть крышку и лишь заметил, что Мортон расскажет, как ларец оказался у них. Все взоры были прикованы к загадочному ларцу.

Поздно вечером члены английской делегации с удивлением услышали стук в дверь. Это оказался Мейтленд, который тихо поинтересовался, не желают ли они ознакомиться с «Письмами из ларца» – разумеется, неофициально. Все согласились, и Мортон представил копии документов. Люди склонились над ними при свете свечи, читая и изумленно цокая языками.

– Жуткое дело, – пробормотал Норфолк. – Жуткое и отвратительное!

Он с жадностью продолжил чтение.

Днем, в перерыве между дискуссией о законности регентства лорда Джеймса и наследственных правах Гамильтонов, которые оно нарушало, Мейтленд потянул Норфолка за рукав и предложил ему прогуляться. Наступила золотая осень, и солнце ярко сияло в небе.

– Йоркшир очень живописен в это время года, – сказал Мейтленд. Он надеялся, что Норфолк согласится на прогулку верхом. Кроме того, он рассчитывал, что герцог прислушается к его предложению.

Мейтленд понимал, что пора представить «Письма из ларца» в надлежащем свете, и собирался сделать это как можно деликатнее, не называя лордов из своего ближнего круга отъявленными лжецами, которыми они являлись на самом деле. Он слишком хорошо узнал их за последние два года, и эти находки печалили его.

«Хотя я считал, что прошел закалку человеческими слабостями, теперь я понимаю, что был гораздо большим идеалистом, чем мне казалось, – думал он. – Лорды нарушили все свои обещания перед королевой и в моральном отношении показали себя хуже ее, независимо от ее плотских грехов. Разве сам Иисус не относился к таким грехам более снисходительно, чем к гордыне и алчности?»

– Да, в это время он выглядит особенно дружелюбно, – согласился герцог Норфолкский. Судя по всему, ему тоже хотелось погулять на свежем воздухе.

Они выехали за высокую городскую стену и направили лошадей вдоль берега Уза, решив заодно устроить соколиную охоту. Погода для такого случая выдалась идеальной. Они выпустили птиц, почти не заботясь о добыче и любуясь соколами, парившими высоко над головой.