Не дожидаясь моего ответа, он захлопывает дверь и тут же выезжает со двора.

Приам – единственная наша опора. Не удивительно, что ни он, ни Дженис не хотят даже думать о том, что с ним что-то может случиться. Я вижу, что он обеспокоен, но пытается отогнать эти мысли от себя.

Я гляжу ему вслед, пока туман пыли не рассеивается. Даже если бы он стоял и ждал моей реакции, ответом было бы молчание.

В этой схватке я проиграла.

Несмотря на то, что мои доводы разнесли в пух и прах, я продолжаю расследование в своей комнате. Сложить пазл пока не могу, но попытаюсь всё упорядочить.

Подписываю стикеры для заметок и клею на Богом забытый календарь семьдесят второго года. От каждого симптома идёт стрелка, ведущая к следующему.

Потеря памяти. Чрезмерная потливость. Неосознанное повторение привычных действий. Головные боли.

С чего это началось? Я упускаю что-то важное, тяну к этому свои фантомные руки и пытаюсь ухватиться за краешек мысли, но она ускользает от меня. Ещё один симптом, который я не могу вспомнить…

Может, у Приама действительно преждевременно прогрессирующая болезнь Альцгеймера? Или деменция? Тот важный симптом, который мог бы пролить свет на часть пути к разгадке всё ещё там, где я не могу его достать. Почему я забыла нечто столь важное? Злюсь на себя и сокрушаюсь от попыток докопаться до истины.

Убийца в вашем доме.

Если есть слова, которые могут вызвать у меня физическую боль, то это они. Детектив ошибается. И я опровергну его слова. Я знаю, к кому мне идти. К человеку, который пришёл из ниоткуда и ушёл в никуда. К безымянному Доктору. Как можно найти человека, не зная его имени? Преимущество лишь в том, что мне известна его профессия. Если отыскать человека по имени не представляется возможным, можно пойти туда, где он, предположительно, работает.

Я выбегаю из дома, когда на часах уже без пятнадцати два. Иду пешком до остановки и сажусь на автобус, который едет в центр города. Расплачиваюсь за проезд и схожу у госпиталя Алана Макбрайта. Это многоэтажное здание с белыми колоннами, фасадом и крышей с красной черепицей. Оно окружено зелёными насаждениями и цветочными клумбами, создающими спокойную и расслабляющую атмосферу.

Если судить по внешнему виду Доктора и его манере держаться, то вряд ли такой врач будет работать в какой-нибудь малоизвестной клинике. Если он в Уестфорде, то, вероятно, работает в одном из крупнейших госпиталей штата.

Медсестры снуют туда-сюда за стеклянными дверями. На крыльце расхаживают пациенты, которые вышли подышать свежим воздухом. Они переговариваются о чём-то, до меня долетают лишь обрывки фраз. Наверное, говорят о жизни или болезни, которая их мучает. Каждый хочет быть выслушанным. Больного лучше поймёт другой больной, чем здоровый.

Насколько я знаю, в таких больницах всегда принимают только по записи. Я поднимаюсь по четырёхступенчатой лестнице и выискиваю больного, который стоит в одиночестве. Пожилая женщина в инвалидной коляске сидит в углу одна, разглядывая растущие на клумбах цветы. Судя по непрекращающейся дрожи в руках и отчаянным попыткам держать голову ровно, её болезнь – это старость. Остаётся только надеяться на то, что зрение её тоже подводит.

– Добрый день, – подхожу я к ней, широко улыбаясь. – Как вы поживаете?

Она поворачивается и смотрит на меня снизу-вверх. Щурится в попытках разглядеть.

– Кто это? – спрашивает она. Я с трудом разбираю её слова, потому что зубы, как оказалось, у женщины отсутствуют.

– Я Мэри Мейкер. Ваша соседка. – говорю я. – Записалась к доктору сегодня в два, и вот, увидела вас. Не могла не поздороваться. Ваша медсестра сказала, что вы сидите на улице уже очень давно и вам пора подняться в палату и отдохнуть.