– Своего рода приемный экзамен в нормальный мир?

– Я бы выбрала другие слова, но вы меня поняли.

– Вы встревожились, когда ей стало нехорошо?

Сигри Хёугом долго молчала. Тяжело вздыхала, смотрела в окно и медленно почесывала ногу. Было тихо; тиканье настенных часов напоминало шум дождя. Гунарстранна посмотрел на них: старомодные, кустарной работы, с циферблатом из матового фарфора, покрытого пятнами. Римские цифры были нарисованы очень аккуратно, с той же аккуратностью изготовили стрелки. Сверху деревянный корпус украшал резной орел. Маятник покачивался из стороны в сторону между двумя гирьками, похожими на еловые шишки.

– Если бы она не умерла… конечно, ее состояние вызвало бы у меня тревогу, – произнесла наконец Сигри, тряхнув своими серебристыми волосами.

– А тогда, у Аннабет?

– Я пробовала поговорить с ней, но мне показалось, что ей стало легче. Наверное, съела что-нибудь, что не могла переварить, а потом все прошло…

– Значит, тем вечером ее состояние не вызвало у вас тревоги?

– Раз уж вы спросили… сейчас я жалею, что не отнеслась к происходящему серьезнее. По-моему, нам всем нужно было отнестись к ней повнимательнее.

– Такое уже случалось раньше? То есть… чтобы пациенту вашего центра стало так плохо?

На губах Сигри заиграла красноречивая улыбка.

– В ту субботу я впервые была в гостях у Аннабет и для меня было внове видеть стольких сотрудников центра… в неофициальной обстановке. Подобные приемы устраиваются нечасто.

– По какому поводу собрались в субботу?

– Официально в честь начала лета… Наверное, Катрине пригласили, потому что скоро ей предстояло нас покинуть и вернуться в большой мир. Ее лечение подходило к концу.

– Много ли у вас пациентов, которых можно считать излеченными?

– Показатели не слишком высокие… нет.

Гунарстранна посмотрел в пол.

– Так везде? – спросил он.

– В некоторых клиниках и центрах добиваются лучших результатов… Цифры выше ненамного, и все же… Вот Катрине добилась выдающихся успехов. Но не думайте, что нам можно почивать на лаврах. Многие считают, что наши провалы напрямую связаны с нашими законами. Пациенты попадают к нам принудительно; их направляют органы опеки. Но удерживать их у себя насильно мы не имеем права. Они часто убегают. То же самое происходит и со многими так называемыми нормальными людьми: они идут по пути наименьшего сопротивления.

– Как вы думаете, почему в тот вечер Катрине тошнило? По-вашему, она что-то не то съела?

– Понятия не имею. – Сигри снова задумалась. Она полулежала на диване, подогнув под себя ноги, одну руку положила на лодыжку, а на другую облокотилась. – Помню, Катрине и Аннабет о чем-то разговаривали; я подошла к ним. С ними еще стоял приятель Катрине… Он подхватил ее, когда она упала.

– Катрине потеряла сознание?

– Не знаю.

Гунарстранна терпеливо ждал.

– Да, возможно, она потеряла сознание, – произнесла Сигри Хёугом.

– А вы что?

– Пошла за ними, за Катрине и ее бойфрендом, в ванную. Через какое-то время он открыл дверь. Она оставалась внутри. Он сказал, что ей уже лучше и она скоро выйдет. Я немного подождала и через несколько минут постучала к ней. Она в ответ крикнула, чтобы я не беспокоилась. Потом она все-таки открыла. Я вошла; она сидела на крышке унитаза. Помню, я ее умыла. Выглядела она почти как всегда, только ее трясло. Сначала она попросила меня вызвать такси, а потом передумала… то есть она снова попросила меня не беспокоиться. Кажется, она собралась сама позвонить в службу такси или кому-нибудь из знакомых, чтобы ее отвезли домой.