– Извините, Лев Исаакович, мы поняли, – сконфужено пробормотал Реввель.

– Стать в строй! – снова повысил голос Гейман.

Чтобы сразу стало ясно, заискивать перед столичными аристократами, как это делал Родион, политрук отнюдь не собирается.

Назад шли молча. Гейман придирчиво осмотрел неровный строй из мающихся гражданских и угрюмо спросил:

– Кто-нибудь еще желает уклониться от рытья окопов?

Он непроизвольно потянулся к кобуре, но одернул себя в последний момент. Впрочем, едва уловимое движение наверняка заметили и поняли буквально. Ответом было гробовое молчание.

– Ну и прекрасно! – подвел итог Гейман, – жалобу на самоуправство политрука вы можете подать Эмиссару после его возвращения в лагерь. Завхоз, обеспечить личный состав инструментом. Сержант, обозначить фронт работ. Лидия Андреевна, отойдем в сторонку, есть конфиденциальный разговор.

Гейман невольно усмехнулся, глядя на врача экспедиции.

Ишь как глазки сверкают, так и придушила, если бы смогла. Не в этой жизни, дорогуша!

– Лидия Андреевна, что у нас с ранеными?

– За прошедший час ничего не изменилось, – поиграв желваками глухо ответила Лидия.

– Стивен транспортабелен?

– Вполне. Но копать он точно не сможет, – заявила Лидия с угрозой в голосе, как и мой помощник – Василий.

– Тогда пусть оба пока посидят в «скорой». А вас я попрошу быть наготове со всем необходимым.

– Слушаюсь, господин политрук.

Гейман недовольно поморщился, слишком явственно проступали язвительные нотки. Однако он сдержался и промолчал. Пусть эта дурочка злится и дальше. Злость в бою придает сил.

Буквально за полчаса временный лагерь изменился до неузнаваемости. Машины переставили местами, загородив цистерны с горючим. Перераспределили ящики, изготовив простенькие прерывистые укрепления по кругу. В глубине под руководством политрука сержант нарисовал длинную зигзагообразную линию – будущий окоп. Подходы к лагерю заминировали, закопав три десятка мин – практически весь свой запас, уложили их в ряд почти вплотную друг к другу.

На ворчание профессора, что «кратчайшее расстояние между двумя точками – прямая», Гейман все же отреагировал. Пояснил, что копать зигзагом окоп не его собственная прихоть, а элементарная защита от брошенной внутрь гранаты. Разлет осколков как раз и происходит по прямой. Если окоп вырыть как траншею, то одна единственная граната отправит на тот свет сразу всех находящихся в нем.

– Еще вопросы есть? – надменно уточнил он, слегка повысив голос.

Больше ни у кого вопросов не возникло.

Почва каменистая. Лопата то и дело натыкается на совершенно неопределимое препятствие, невольно приходится обходить разметку, чтобы выкорчевать очередной неподъемный валун. Песок медленно осыпается под ноги, помаленьку разрушая стенки. Укрепить нечем, листы металла бросили на побережье мертвых озер.

И все же дело сдвинулось с мертвой точки, забрезжили намеки на возводимое укрепление. Наиболее усердные погрузились почти по пояс. У тунеядцев – по колено. Бруствер изготовили из мешков с песком, навалив их рядами друг на друга. Джутовые мешки страшный дефицит, на всю длину окопа их не хватило.

Гейман тяжело вздохнул и вновь переключился на оборону. Распределил двоих добровольцев «вторыми номерами» на пулеметные точки, а оставшихся прикрепил к освободившимся штурмовикам, образовав таким образом еще три полноценные двойки. Уже что-то! Толку от гражданских немного, но хотя бы не сбегут в первые же минуты боя. А лишний ствол в бою никогда не помешает. Авось и попадут в кого, хотя надежды на это мало.

Сержант сделал разметку спаренных окопов для стрельбы лежа. Вот теперь все заняты делом – усердно вгрызаются в неподатливый грунт лопатами различного размера и формы. Гейман испытал удовлетворение. Даже если и не сделал все что мог, то хотя бы попытался.