Без музыки Курта время тянулось томительно медленно в тишине угасших разговоров, всё больше и больше оплетая помещение незримой паутиной меланхолии. И даже мягкий свет зеленоватых кристаллов будто бы потерял ту эфемерную часть своей волшебной атмосферы, вместо неё теперь навевая приторную, ставшую почти непреодолимой, сонливость. Музыкант ушёл вскоре после того разговора с Джо, а следом за ним – один за другим начали уходить и остальные посетители.

Таким образом, примерно через час, в Сколотом Черепе остались лишь пятеро чужаков да бармен со своею помощницей. Юная Салли порхала от столика к столику, точно ночной мотылёк, влекомый проблеском света, и собирала остатки посуды, после чего передавала их своему покровителю, дабы тот расставил всю утварь по своим местам. Когда же они завершили этот привычный ежедневный ритуал, Джо и Салли попрощались с людьми, оставшимися на ночлег, а затем скрылись в подсобке. Вероятно, именно там у них и были оборудованы спальные места.

Грешнику, Зажигалке и Курильщику, в свою очередь, пришлось довольствоваться обычным холодным полом, где доски изредка поскрипывали, когда кто-либо из них переваливался на другой бок. Джепетто и Псих, к тому времени, уже оба дружно храпели прямо за столом. Впрочем, даже, несмотря на то, что спасть на полу оказалось ненамного комфортнее, чем на земле, тем не менее, было приятно осознавать, что над твоей головой есть хоть и слегка продырявленная, но всё-таки крыша. Этот, казалось бы, абсолютно незначительный факт, неизменно возвращал к тем далёким и безвозвратно ушедшим дням, когда в твоей жизни существовало такое родное и тёплое слово – дом. Время и место, где ты, отделённый от всего мира громадными стенами неведенья, пока ещё не думал о завтрашнем дне и не был обречён вечно бегать в надежде, что где-то там, на стыке земли и солнца, обязательно найдётся тот пленительный светлый край, где ты вновь сможешь обрести столь желанный покой.

В подобном стремительном вихре мысли кружились и мелькали в головах ворочавшихся на полу странников, – до тех пор, пока, наконец, их усталые веки не сомкнулись, крепко и окончательно, плотной нерушимой завесой отделив привычную реальность от туманного мира грёз.

Джепетто спал тревожным, безрадостным сном, где ворох ярких пугающих образов множился и искажался, сдобренный щедрой порцией алкогольного дурмана. Крики и грохот, болезненный стон – бесчисленная канонада смешавшихся звуков оглушала и буквально разрывала голову на части. По щекам спящего мужчины стекали горючие слёзы, а сердце гулко стучало в груди, всё сильней распаляя внутренний жар, из-за чего по всему телу ручьями струился холодный, отвратительно липкий пот. Личный ад, взорвавшись страшнее атомной бомбы, застал врасплох бедного человека, разверзнувшись посреди чёрной пустоты.

Однако, во всей этой дьявольской суматохе и в высшей степени сардонической фантасмагории, некоторые звуки казались гораздо сильней и отчётливей, как гитарное соло, прорвавшееся сквозь гремящие стены аккордов в тяжёлой песне. Создавалось неподдельное, довольно стойкое ощущение, будто эти звуки, возникая откуда-то извне, настойчиво проникали прямо в сон Джепетто. И в конце пути, формируя свою истинную сущность, они, наконец, обрели плоть. И плоть эта предпочитала носить зелёный ирокез.

– Да проснись ты уже, сраный чёрный хрен! – кричал Псих спящему на ухо.

Мощный удар в челюсть, со звоном стекла, разбил оковы истязавшего разум кошмара. Плывущим взглядом мужчина осмотрел двух ругавшихся панков, которые затем собрались в единое целое.