С трудом поддерживая равновесие, панк сделал несколько слабых шагов в сторону железного человека.

– Ну? Что же ты притих? А, умник? – язвительно усмехнулся он. – Похоже, я попал прямо в десятку?

– Нет. Напротив, – тихо качнулась голова за стеклом. – Ты решительно заблуждаешься, друг мой. И мне искренне жаль, что твои мысли сложились именно таким образом.

– Да что ты знаешь обо мне и моих мыслях? – словно обиженный ребёнок, простонал зеленоволосый.

Кипящая злоба и раздражение, до этого момента буквально переполнявшие каждое его слово, неожиданно пошли на убыль, уступив своё место всепоглощающему чувству безысходности. Затем ноги панка вдруг резко подкосились, точно их пронзила какая-то невидимая пуля, и мужчина шумно упал на землю, при этом сильно ударившись головой о стену бара.

– Чёрт. Твою мать, – почесал затылок зеленоволосый. – Нет! Я сам! – отстранился он от спешно подбежавшего друга.

Однако после трёх неудачных попыток встать панк всё же позволил напарнику помочь привалить его обратно к стене.

– И никогда! Слышишь? Никогда не смей мне лгать, что ты не боишься смерти!

Лицо мужчины скривилось в очередной болезненной гримасе.

– Конец всех дорог. Вечная пустота и чёртова бездна, где нет абсолютно ничего. Ни холода, ни тепла, ни света… никаких мыслей и чувств, за которые тебя некогда причисляли к живым… А теперь скажи мне, – разве может быть что-то страшнее?

На краткое и, в то же время, утомительно долгое мгновение Курильщик задумался, озадаченный подобным нетривиальным вопросом, поначалу даже не решаясь поверить, что данные слова могли сорваться с губ человека с таким пылким темпераментом и нехарактерным складом ума.

– Есть участь не менее жуткая, – наконец отозвался он.

– Правда? И какая же? – удивился зеленоволосый.

– Оказаться в плену воспоминаний, запертым среди самых болезненных фрагментов своего прошлого, что обрели форму зацикленной бесконечности.

– Да уж, – кивнул Псих, пускай и не сразу восприняв фразу учёного. – Чёртово прошлое. Оно никогда не отпускает. А теперь… жри дерьмо… жри… – в полголоса пробормотал он.

– Что, прости? – решив, что ослышался, переспросил железный человек.

– Нет. Ничего, – покачал головой панк.

Внезапно из бара стали доноситься звуки особенно громкого пения, словно к Курту решил присоединиться ещё десяток певцов. И, вероятно, желая компенсировать недостаток мастерства, они охотно замещали его громкостью своего голоса.

– Думаю, нам стоит вернуться, пока остальные не начали беспокоиться за наше длительное отсутствие, – протянул товарищу руку Курильщик.

– Да. Наверное, – ухватился за неё зеленоволосый и осторожно поднялся на ноги.

Затем, непрерывно опираясь на железного человека, он вместе с ним направился к входу в бар.

– Погоди, – остановился у самого порога Псих.

– Что такое?

– Я это… хочу сказать… в общем… спасибо за помощь, – смущённо произнёс зеленоволосый.

– Всегда пожалуйста, – слегка удивился Курильщик.

– И вот ещё… Надеюсь, этот разговор останется между нами? – вопросительно посмотрел на товарища панк.

– Можешь не сомневаться.

Зеленоволосый благодарно кивнул другу в ответ.

– Псих сказал спасибо… Вот уж воистину неординарный день, – подумал про себя железный человек.

Когда же мужчины, наконец, вошли обратно в помещение, они тут же стали свидетелями удивительного и на редкость воодушевляющего зрелища, – все посетители, за исключением разве что пары-тройки спящих, пели самым настоящим дружным хором, вторя словам продолжавшего играть музыканта. И кем бы ни были эти люди в своей обыденной жизни – насильниками, убийцами и прочими изгоями, готовыми сожрать друг друга при первой возможности, сейчас они позабыли обо всех своих многочисленных разногласиях, соединившись в одно неделимое целое и чистую квинтэссенцию коллективного разума, что существует внутри каждого индивида, хотя бы зачаточном состоянии.