Как странно переменился воевода даже внешне, не узнать, не признать его совсем. Из глуповатого и простоватого парня сделался он умным и проницательным яки змей.

– Одинаково любы мне сыновья мои, у каждого из них и хорошего и скверного довольно. Это ты можешь из всех одного выбрать, а я только голову ломаю, да понять того не могу. Кто же именно так важен тебе, о ком печешься?

Обидно стало князю речи такие слушать, но приходилось терпеть, ведь не скажет, хоть убей ты его, да и можно ли убить такого?

Бесу понравилось то, что Ярослав ни о чем не просил, не заискивал, так лучше для него самого будет. Было в нем что-то этакое завораживающее, хотя не время было им любоваться и голову ломать.

А между тем, уже и не Юрий, а кто-то совсем иной перед князем остановился, посмотрел на него насмешливо, что-то подсказал. Показалось, что это был тот самый Ярослав Мудрый, которого он не узнал бы, потому что жил он в давние времена.

– Ты торопиться должен, – заявил он, – не может человек долго на горячих углях оставаться, отправляйся в татарский стан, спаси город свой, получи грамоту на княжение от хана.

– А не погибель ли меня там поджидает? – спросил Ярослав, словно пытаясь увериться, что страшного исхода не избежать.

– Кто знает, но и тут тебя еще страшнее погибель ждать может, везде опасно и страшно. Будь осторожнее, не ешь, не пей того, что там дадут, вот и спасешься. А позорного похода этого все равно не обойти стороной.

– Все равно не обойти, – повторил князь.

Уже во второй раз напоминают ему о долге его. Он пытался спрятаться за какие-то важные дела, да разве надолго спрятаться? Все одно туда надо отправиться рано или поздно. Такая вот судьба ему досталась. А кто ее выбирал, что есть, то и есть.

Жребий брошен и вытащил короткую соломинку, о чем ему этот воевода и напомнил снова.

Не стоит ждать, пока кто-то в третий раз ему о том напомнит. А уж трусом он не был и не будет никогда.

Князь Всеволод приказал говориться к походу в орду.

Воеводы противились молча, им вовсе не хотелось туда отправиться, да делать все равно нечего.

Если бы можно было спрятаться, укрыться от всего этого, да кто же позволит, вот собирайся и иди на верную погибель

Князь Ярослав казался твердым и уверенным в своей правоте, вот и остальным ничего не оставалось, как только с ним согласиться, да и думать о том, что и как будет на чужой стороне.

На радость его сподвижникам, как оправдание медлительности князя, стало еще одно событие, которое предшествовало позорному походу.

Почти в тот же день явился гонец, сообщивший о том, что на них поднимаются литовцы.

Узнав о победном походе Батыя, решили они присоединиться и подчинить себе эти земли, на которые давно глаз положили.

Но если Батыя и его воинство интересовал больше всего сам поход и разорение, которое они с собой несли. А сами земли их не интересовали, то литовцы только и мечтали о том, чтобы те земли захватить и своими сделать, и были они рады-радёшеньки, что не думая ни о чем варвары так помогли им.

Кто-то донес, что великий князь уже в орду отправился, и они торопились застать врасплох бедных горожан.

И хотели поскорее покончить с черным делом.

Литовцы и раньше угрожали Киеву, но кто бы мог подумать, что теперь они, забыв обо всем, устремятся туда. Это как-то не по-людски было. Но, наверное, когда они стремятся подчинить себе иных, то мало с чем считаются.

– Значит, мне еще придется принять настоящий бой, – подумал Ярослав, – ну что же, значит, так тому и быть, прежде чем унижаться да терпеть бог весть что, должен я еще с неприятелем сразиться, значит еще один шанс оправдаться и себя показать мне представился, подумалось ему тогда.