Родился он в городе Париже, где и жил вместе со своей сестрицей и дедом, на пенсии подрабатывавшим хранителем Лувра. Дедушка часто таскал его по музею и нещадно порол, когда он путал импрессионистов с авангардистами, и маринистов с абстракционистами. Дед был членом сразу нескольких тайных обществ и все свободное, от работы и порки внука время, проводил на секретных тусовках. Его постоянно посвящали то в Почетные каменщики-асфальтировщики, то в Верховные магистры общества канарейководов-проктологов, то назначали Пожизненным хранителем тайн глубоко законспирированной организации некрофилов-криптозоологов. У страдающего хроническим склерозом дедули на почве постоянного нервного перенапряжения началась мания преследования. У себя в доме он организовал множество тайников и схронов, в которых постоянно прятал и перепрятывал древние манускрипты, прижизненные порнографические портреты великой Кама-Сутры и пластиковую взрывчатку вместе со взрывателями и древнешумерскими каменными таблицами по полтонны каждая. А юный Ленгдон проводил время, любуясь на Венеру Милосскую. Дед его вкусов не разделял, ему больше нравился Аполлон Бельведерский. Но однажды, когда хранитель Лувра, раздевшись догола, как того требовал ритуал общества юных натуралистов-эксгибиционистов, писал симпатическими чернилами воззвание для международной ассоциации «Бульдозеристы без границ против империалистической экспансии», его злодейски убили боевики террористической бригады «Конусообразные пирамиды». Поднялась большая шумиха, которую французской полиции еле удалось замять, свалив всю вину на случайно попавшегося под руку умственно отсталого монаха-альбиноса. Сестра быстро выскочила замуж за американского профессора-искусствоведа, который оказался кадровым сотрудником ЦРУ, выслеживавшем в Париже неуловимого главаря «Конусообразных пирамид» Могит хана Шармуду по кличке «Гиена». Молодая семья переехала жить в Америку, навсегда, увезя Жака Ленгдона от милой его сердцу французской кухни с жаренными лягушачьими лапками и Венеры Милосской. С тех пор он люто возненавидел все тайные общества и поклялся извести их на корню. От одного упоминания его имени покрывались холодным потом и кричали во сне и «Объединенные дизайнеры-таксидермисты», и «Вольные озеленители Сахары», и «Воинствующие анонимные антиалкоголики», и даже бесстрашные и несгибаемые «Коммунисты-ленинцы седьмого дня». Но сейчас, подразделение капитана обеспечивало секретную миссию по налаживанию контактов с доблестным Пепином Коротким, одновременно охраняя лабораторию доктора Крюгера.

Сержант Райбек оказалась очень информированной и умной девушкой. Немного раздражала мысль, что теперь придется на ней жениться. Но, с каждой выпитой рюмкой, эта проблема все дальше уходила на второй план. Главное – до своих добраться, а там уже разберемся.

Американцы к потреблению алкоголя в таких количествах оказались не подготовлены. Дисциплина падала на глазах. Все громче стали слышаться призывы послать гонца в «Мыльную рожу» за ба…, за женским балетом. Капитан был неумолим. «Никаких балерин в комнате для совещаний не будет!», – сказал он, еще больше накаляя обстановку. Кто-то, отдернув штору, закрывающую секретную карту местности, стал метать дротики, стараясь попасть в кружок, под которым подписано – «Замок герцога Пепина Короткого». Лейтенант Крюгер, милейший человек, почти не пил и нервно пытался закурить в помещении. Каждый раз, когда он хотел это сделать, в него швыряли стаканом или пустой бутылкой – пропаганда здорового образа жизни была на высоком уровне.