Сван выскользнул из-под руки рыцаря, медленно поставил горшок на место и с недоверием посмотрел в глаза великана.

– Оживил, говорите?

– Да. Он скачет сейчас на своём белом коне, махает мечом направо и налево. Если это не жизнь, тогда что? – Воин засмеялся, весёлым ребяческим голосом.

– Хорошо, но ведь не с первого раза. Вы говорите, роза истлела после первой попытки?

– В прах, будто и не было её.

– Значит, роза умерла, а потом я оживил графа?!

– В точку. – Великан уже стоял возле очага, потирая руки над пламенем.

Лицо Свана искорежила гримаса одновременного прозрения, восторга и изумления. Он плюхнулся пятой точкой прямо на землю и воздел палец к потолку.

– Ментальная концентрация позволяет преодолевать любые расстояния. И наличие источника энергии рядом совсем не обязательно. Вот что он хотел показать мне, когда поселился у меня в голове. – Пробубнил Сван себе под нос.

Великан отошёл от костра и снова протянул магу руку. Сван отрицательно замахал ладонями.

– Не надо я сам. – Вскочив на ноги, он уверенно направился к трясущемуся от лихорадки раненному ополченцу, лежавшему в углу палатки. Подойдя к бедолаге, Сван потёр ладони друг о друга, дыхнул на них и сел на колени подле головы трясущегося мужчины.

– Эй, маг.

Сван обернулся на ставший уже привычным бас. Великан стоял возле выхода, придерживая рукой дверную полу из мешковины.

– Я уверен у нас всё получится. Верь в свои силы.

Рыцарь подмигнул магу и вышел из палатки.

События следующей ночи остались в памяти Свана как смутное, будто окутанное туманом действие совершенное кем-то другим. Ему пришлось отстраниться от абсолютного присутствия, чтобы не терять связь с энергией чарующих роз, образ которых он черпал из воспоминаний.

Всю ночь он воскрешал, останавливал кровотечения, поднимал на ноги, снимал лихорадки, затягивал шрамы, накладывал чары и совершал ритуалы. Всю ночь раненых вносили в палатку, а выходили они уже на своих ногах. Повитухи вернулись как нельзя кстати. Видимо с возрастом у них выработалась та самая чуйка, которая позволяла некоторым людям пропадать, слоняясь почём зря, и где ни попади часами, но появляться в нужный момент и быть на виду, дабы никто не усомнился в их надобности и полезности. Бабки варили отвары, подносили питьё раненым, протирали раны, выносили всё то, что сыпалось из ослабевших больных тел в выгребную яму и даже успевали вытирать пот со лба Свана.

Он понимал, что находится в палатке в окружении раненых, но смотрел на себя будто со стороны, его сознание раздвоилось, чтобы черпать энергию из роз, что росли в саду школы магов.

Шум битвы, доносившийся снаружи, удалялся. Звон металла о металл, предсмертные вопли, топот копыт, все эти звуки таяли, уходя всё дальше прочь от палатки мага, пока вовсе не рассеялись под утро.

В это же время перестали поступать и раненые. В какой-то момент Сван осознал, что палатка опустела, а он сидит один у тлеющего пепелища, глядя на подвешенный меж двух рогатин над очагом пустой котёл.

– Ну, вот и всё. – У мага почти не осталось сил, и все-таки он поднялся на ноги и поплёлся к выходу из палатки. На волю, поскорей отсюда, из этого затхлого провонявшего экскрементами, потом и кровью места. Сван выскользнул наружу, и свежий утренний ветер омыл его лицо прохладой, а промозглая изморось поздней осени заставила поёжиться, но привела в чувства.

В дали у самого горизонта реяли флаги. Флаги с людскими гербами на них.

– Мы победили. – Не сомневался маг, и от этой мысли тепло разлилось по его изношенному трудами телу. Он помог победить людям войска хаоса и разрушения, силы зла были разгромлены в последней битве добра и зла, в последней битве человечества. И к чёрту магистра с его философией. Лицемерные, эгоистичные, мелочные старики. Где все они были, когда человечество стояло на краю гибели? – Так думал Сван, стоя в одиночестве посреди необъятного поля, покалено утопая в бурой осенней траве, обдуваемый прохладным ветром в ожидании приближающихся флагов.