Пока мы занимались делом, наши подруги занялись обучением девочек, устроившись на скамейке в парке. Инна рассказывала одной группе о вышивании, а Аня показывала девчонкам, как самостоятельно заплетать косы, показывая на одной из новых подружек.

Это кончилось тем, что девочки, спустя несколько минут, принялись сдавать ей экзамен, в процессе которого они заплели на пышных волосах Инны десятки тонких косичек. Когда на её голове больше не осталось свободного места, малышня принялась ловить поэтессу, чтобы использовать объём её огненного каре.

К этому моменту Владилен решил сделать перекур, и я поднялся в кабинет Арины Андреевны.

– Здравствуйте ещё раз, не помешаю? – обратился я к воспитательнице, постучав в дверной проём.

– Конечно нет, Ярослав! Проходите скорее и присаживайтесь! – радостно проговорила женщина и, отложив журнал, налила мне чаю. – Рассказывайте: как жизнь молодая идёт? Каких успехов добились?

– Всё просто замечательно, недавно устроился трудиться на радиозавод, – ответил я, присев перед ней.

– Вы молодчина! Очень грамотное решение с вашей стороны.

– Похоже, что так, – отпив из кружки, продолжил я. – И потому хочу вернуть вам долг.

– Что вы, Ярослав! Вы мне ничего не должны, ведь я оплатила ваши труды, а не давала в долг, – удивлённо проговорила Арина Андреевна.

– Но тогда я трудился как коммунист, для коллектива детей, а значит, во благо общего дела… Поэтому и деньги следует вернуть им, – произнёс я, не сводя с женщины глаз.

В смятении она перевела взгляд на портрет Дзержинского, и пораздумав некоторое время, обратилась более тихим тоном.

– Знаете, Ярослав, имея с вами общих знакомых, особенно занимающихся подобным трудом, – спокойно начала Арина Андреевна, кивнув в сторону портрета, – я не могу принять их обратно, потому как это прежде всего поддержка своего товарища от горячего сердца.

– Выходит… Вы его знаете?! – изумился я, глянув на Железного Феликса.

– Да. Несмотря на то, что он младше меня, мы успели принять участие в ликвидации детской беспризорности. Яков Геннадьевич, ещё будучи зелёным кандидатом на звание, грамотно находил ребят с улицы, после он участвовал в борьбе с уклонами, а затем отправился в Испанию… Знаю, что он в Москве, но почти два года мы не общались. – Проговорила Арина Андреевна печальным тоном, и после небольшой паузы продолжила: – Яков сильный человек, отдавший себя делу социализма, можете в нём не сомневаться.

– Выходит, я не останусь трудиться на заводе после операции? – случайно произнёс я вслух и тут же осёкся, вспомнив слова капитана.

– Я не могу дать вам однозначного ответа, Ярослав. Только вы можете решить эту задачу, задав себе вопрос: где я могу принести больше пользы обществу рабочих и крестьян? На производстве или вернувшись на службу? Советую исходить из этого, – спокойно объяснила воспитательница, вновь разливая чай.

– Арина Андреевна, а вы можете рассказать о том, как давно знакомы с Иной? – проговорил я, решив несколько поменять тему и узнать чуть больше о своих товарищах.

Услышав мой вопрос, гражданка Фёдоровна с нежной улыбкой на лице поднялась из-за стола. Она достала из шкафа фотоальбом и, раскрыв его, продемонстрировала фотографии, на одной из которых была изображена девочка примерно двенадцати лет, держащаяся за руку с молодой Ариной Андреевной. Рядом располагались и другие снимки, на которых та же девчонка стояла с юным брюнетом в очках, но оба они оказались уже несколько старше.

– Инночка воспитывалась в детском доме с одиннадцати лет, а родителей не знала с рождения, – продолжила она, переворачивая страницу и показывая фотографию Никитина. – До этого она жила на улице, где её и нашёл Яков Геннадьевич. В составе группы чекистов он вызволил женщин из публичного дома, в числе которых оказалась Инна, которую он доставил к нам. В школе она познакомилась с Владиленом, и они очень быстро стали неразлучными друзьями, – добавила воспитательница, указывая на следующую фотографию. – А в шестнадцать лет они часто сбегали в город и проводили вместе часы напролёт.