Если голос не соврал – а он не соврал, – то мне остается жить всего двадцать три часа, а потом уже в моем доме столпятся молящиеся, соболезнующие близкие и кладбищенские рабочие, со всех сторон посыплются корявые пожелания «царствия небесного»… И вот, доктор Муса ал-ʻАскари отправится отдохнуть от земных хлопот в свое последнее пристанище. Черви быстро сделают свою работу и освободят кости от мяса, а лицо покойного постепенно скроется от человеческих глаз и сотрется в человеческой же памяти. Его голос навеки смолкнет… И ни солнце, встающее утром, ни звезды с луной, просыпающиеся ночью, даже не спросят: где этот доктор Муса ал-ʻАскари? Что же он не открывает глаза перед нашим светом? По весне зацветут в саду кроваво-алые розы, но они тоже не спросят: где доктор Муса, что когда-то приходил целовать нас? Соловей, свивший гнездо в кустах жасмина прямо под моим окном, как обычно, начнет петь и даже не подумает спросить: где же доктор Муса, отчего он не слушает мои трели?.. Да, роза и жасмин забудут о посадивших их руках, а соловей и не вспомнит о том, что он всей своей жизнью обязан моему жасмину и моему же окну.

По-прежнему будут сменять друг друга сезоны, годы и поколения, ровно до тех пор, пока того будет желать Господь. Мои кости рассыплются в прах. Земля забудет, что она хранит нечто, бывшее частью моего тела, воздух – что в нем витало и мое дыхание, а море – что в нем есть и мои слезы (и даже моя слюна). Вселенная напрочь забудет о том, что некоторое время назад в ней существовал Муса ал-ʻАскари – и вот, Муса ал-ʻАскари исчезнет, будто бы и не бывало его вовсе.

Но кто же расскажет миру о моей смерти, если я умру дома? Здесь нет никого, кроме служанки по имени ʼУмм Зайдан и моего Хишама. ʼУмм Зайдан – невероятно глупая неграмотная женщина, и, если бы она не была нищей, престарелой вдовой, которая, при всем при этом, отлично готовит, убирает дом и чуть ли не молится на Хишама, я бы не терпел ее глупости целых пятнадцать лет. Ее сердце действительно чище снега, а ее богобоязненность, поистине, безгранична. Она постоянно повторяет: «Хишам заговорит… Хишам пойдет… Хишам займет важнейшее место в этом мире… Бог ответит на мои молитвы, ведь Он не испытывает человека, не помогая ему при этом».

Да, надо будет позвать ее прямо сейчас, чтобы передать номер телефона декана гуманитарного факультета; она позвонит ему, если я умру. В этой стране я не знаю никого, кто лучше него справился бы с погребением и соблюдением всех скорбных традиций и формальностей. У меня нет здесь ни родственников, ни друзей. Первый раз я приехал в этот город как чужак, как сирота, и потому многое пережил, прежде чем окончил Университет, защитил докторскую диссертацию и стал преподавателем философии. Да и к тому же, я слишком замкнутый человек, даже не знаю почему. Что до моего внешнего вида, должен заметить, что я вполне хорош собой, более того – красив, если верить представителям обоих полов. Если говорить об уме, то, очевидно, мой интеллект выше среднего, иначе я не смог бы занять профессорскую кафедру в знаменитейшем учебном заведении страны.

Какой бы утомительной ни была моя работа, я никогда не оставляю ее – до тех пор, пока полностью не закончу. Можно подумать, что работа – святой закон, дамокловым мечом нависший над моей шеей… Слава Богу, часто получается так, что сделанная мною работа намного превосходит то, что изначально представляют себе заказчики. При этом мне абсолютно не важно, щедр ли мой заказчик или скуп, я могу отработать заказ совершенно бесплатно. За это меня любит начальство и люто ненавидят многие коллеги.