Тело нещадно ныло от боли, а от холода трясло так, что со стороны это должно быть выглядело так, будто я бьюсь в конвульсиях. Сесть удалось далеко не с первого раза. От головокружения я валилась с ног на сырой каменный пол снова и снова, пока наконец не нашла в себе силы подползти ближе к стене и привалиться к ней спиной. Кандалы на руках и ногах, от которых к массивным кольцам, закрепленным в полу, тянулись цепи, ощущались неподъемными. Каждая мышца налилась свинцовой тяжестью. Нестерпимо хотелось есть и пить. Я облизнула потрескавшиеся губы, озираясь по сторонам в надежде, что мой тюремщик оставил где-нибудь миску с водой или кусок хлеба. Ничего.

Камера была довольно просторной, но абсолютно пустой. В ней не нашлось даже какой-нибудь грязной вонючей тряпки, которой я могла бы прикрыться, чтобы немного согреться. Из крошечного зарешеченного окошка под потолком в помещение проникал тусклый лунный свет, ложась на пол параллельными тонкими полосами, где-то с потолка капала вода, изредка до моих ушей доносился крысиный писк. По стенам сновали мокрицы и многоножки, противно шурша лапками. Не сразу до меня дошло: несмотря на темноту, я все прекрасно вижу, а еще слышу самые незначительные звуки. Люди, даже владеющие даром, на такое не способны без заклинаний. А у меня и дара-то нет.

Думай. Кто ты? Почему оказалась здесь?

Память подводила. Все, что мне виделось, это даже не воспоминания – спутанные образы, которые упорно не желали складываться во что-то стоящее, да редкие алые слепящие всполохи перед глазами.

Лунный свет сменился серыми предрассветными сумерками, когда сколоченная из толстых досок дверь камеры со скрипом отворилась. На пороге, мило улыбаясь, возникла девушка с пепельно-белыми волосами и темно-зелеными глазами в легком кремовом платье, расшитом золотыми узорами и мелкими драгоценными камнями. В руках незнакомка держала большую деревянную кружку.

В нос ударил запах крови.

В мгновение ока я, позабыв о боли и кандалах, метнулась в сторону пепельноволосой в попытке выхватить кружку, но длина цепей не позволила к ней приблизиться. Замерев буквально в полуметре от нее, я зарычала, подобно дикому зверю. Не знала, что умею так.

Девушка даже не шелохнулась.

–– Проголодалась? – спросила она с издевкой, качнув кружкой.

–– Кто ты? – Снова дернулась, силясь дотянуться до кружки. – Почему я здесь?

–– Потому что я решила, что тебе будет полезно побыть одной, поразмыслить. Осознать до чего ты докатилась. Во ЧТО меня превратила.

–– Что за бред ты несешь?

Я не поняла ни слова из сказанного ей.

–– Скоро вспомнишь, – сказала она и выплеснула содержимое кружки мне под ноги. – На вот, жри, мерзкое животное.

Она ушла, громко хлопнув дверью, заскрежетал засов. Я тут же рухнула на колени, принялась макать пальцы в кровь, разлитую по полу, и облизывать их. Голод усилился в стократ. Лихорадочно пыталась собрать все до последней капли, но жидкость неумолимо стекала в расщелины между камней, впитывалась в шероховатую поверхность. Пришла в себя, когда чуть было не начала облизывать пол.

Я повалилась навзничь и громко рассмеялась. Браво, Дайна! Заточила в темницу саму себя. Что-то новенькое. Отползла от лужи крови и, снова прислонившись спиной к стене, прикрыла глаза.

Арий, гаденыш, я с тебя шкуру спущу, когда вернусь! Заставлю самого с пола жрать! Вот ведь свалился на мою голову. Бедствие ходячее!

Поправочка – если вернусь.

Прошлая я определенно решила устроить «веселую» жизнь мне нынешней. Надо понять, как с ней справиться, но сначала нужно найти способ хоть немного восстановить силы. Не успела поразмыслить об этом, как почти сразу же провалилась в глубокий сон, и, к счастью, сновидения мне не докучали.