– Где ты ее нашла Агата? – Эмма пыталась выхватить котенка из рук сестры, но тщетно. Агата вцепилась в нее руками и готова была разразиться слезами лишь бы она осталась у нее.

– Я орехи собирала, потом слышу мяу-мяу. А потом из того куста она выбежала и прямо ко мне. Представляешь. Она искала меня.

Эмма присела рядом с ней на землю. Котенок мирно лежал на коленях сестры и озирался по сторонам любопытными глазами. Она спокойно и безмятежно смотрела на Эмму, пока та вспоминала, где могла ее видеть раньше. Но ничего не припоминалось, тогда она отбросила эту мысль под натиском других, более важных.

– Что же нам делать, Агата? – спросила она жалобным голосом.

– Это мой котенок. Я буду кормить его, играть с ним. Ты не видела, как моя кошка играет. Смотри!

Агата была, как обычно уверена и решительна.

Откуда-то из земли она достала маленькое перо, оставшееся после многочисленных ворон или сорок, и начала быстро водить над головой котенка, словно маятник, туда – сюда. Реакция котенка оказалась поразительно быстрой, даже для кошки. В мгновение ока глаза ее расширились, маленькие черные усы распушились зонтиком, а мохнатые лапки рассекли воздух с невероятной скоростью. Тогда Агата начинала быстрее потряхивать пером и заливалась таким веселым смехом, посматривая на сестру, что Эмма невольно тоже засмеялась во весь голос. Из головы совсем вылетела просьба мамы, позвать Агату домой. Она огляделась вокруг и тоже нашла перышко. Котенок изо всех сил тянулся за пером, цеплялся крошечными нежными лапками, и покусывал иногда за руку Агату. Назвать это настоящим укусом нельзя было конечно. Уколы ее тоненьких белоснежных зубов больше походили на комариные, а прозрачные коготки она выпускала, только, когда нужно было схватить и удержать перо, словно боялась ненароком обидеть Агату.

– Только кто разрешит ее домой привести? Бабушка скажет кормить нечем. Помнишь того полосатого кота, который тащил еду из кухни? Он же пропал тогда. Скорее всего, выгнали бедного куда-то, – сказала Эмма.

– Мой котенок не будет ничего воровать. Он не такой. Он сам мне это сказал. Все утро на ухо мяукал об этом. Тот кот испортил дома ковер, поэтому его и выгнали. Уголёк будет у меня жить, – говорила она настолько серьезно, что Эмма опять испугалась. Мелкая дрожь прошлась по телу, как тогда на роднике.

– Агата ты с ума сошла, кошки не говорят!

Еей было совестно ругать сестру. Ведь совсем недавно ей привиделось такое, что эти слова она больше относила к самой себе, нежели к маленькой девочке, которая наверняка просто выдумала все это для того, чтобы укрыть беззащитное создание.

Агата поставила котенка на землю, потому что та, немного почтив их своим присутствием, отказывалась долго лежать на тесных неудобных руках. Выгнув спину, она начала извиваться до тех пор, пока не выскользнула из рук Агаты и долго разминала мохнатое тело, пока девочки любовались им. Затем котенок пристальным взглядом посмотрел на Эмму. Что это был за взгляд! Нельзя было посмотреть в эти глаза и оставаться при этом равнодушным. Эти загадочные животные глаза, озаряли все вокруг своей внутренней силой, пробуждая к жизни палитру разнообразных человеческих чувств – любовь, преданность, жалость, смирение, сила, достоинство. Превращаясь в магический пучок всепроникающего света, он добирался до самых скрытых тропинок души, призывал к чему-то и, тем не менее, оставался непонятым. Эмма с Агатой залюбовалась ею, какие глаза были у котенка, какой он красивый. Теперь и Эмма не верила, что такое милое животное способно хоть что-то испортить или разбить. На ночь оставлять котенка в этом месте, которое они между собой назвали лесом, не могло быть и речи. Во-первых, сюда могут забрести бродячие собаки. Того и гляди обидят бедного котенка. Во-вторых, по ночам бывает очень холодно, не говоря уже о том, что тут ей определенно нечем поживиться. Они сидели под увядающим шатром из широких яблоневых веток. На них падали желтые сухие листья. Один из них медленно описывая на ветру зигзаги, опустилась котенку на голову. Уголёк, так они решили назвать котенка, от неожиданности высоко подпрыгнул на месте. Агата снова заливалась заразительным смехом, толкала Эмму, чтобы та взглянула на котенка. Уголёк навострила тонкие уши, бросилась за листом и гоняла туда – сюда до тех пор, пока он не застрял в острых коготках, и никак не желал отцепляться. Тогда она разозлилась, схватила его зубами, мохнатая голова описывала энергичные полукруги, отплевывая жалкие остатки листа с шершавого языка. Воробьи при звуках возни спешно улетали с веток яблони. Уголёк в свою очередь испугался птичьего гомона и подбежал к ногам девочек в поисках защиты от неведомых опасностей. Почти сравнявшись с землей, котенок следил за удаляющимися птицами. Черный окрас делал его практически невидимым. Виднелись только настороженные большие глаза, с любопытством оглядывающие небо. Тогда они казались светлее, чем обычно. Губы зашевелились, будто котенок пытался что-то произнести, но никакого звука, даже мяуканья не вырвалось изо рта. Самый забавный котенок, которого доводилось когда – либо видеть Эмме. Внезапно она вспомнила слова мамы.