Постепенно, словно под влиянием вина и доверительной атмосферы, разговор коснулся её прошлого, её детства. Кенан, не давя и проявляя деликатность, мягко, но настойчиво расспрашивал о происхождении шрама, который украшал её руку. Она почувствовала, как внутри всё сжимается, как болезненные воспоминания поднимаются со дна души, грозя захлестнуть её. Но, к её собственному удивлению, она смогла рассказать ему немного больше, чем обычно.

Аврора вздохнула, и воспоминания захлестнули её с новой силой. Она словно снова оказалась в той квартире, где провела детство. И в ушах её зазвучал собственный, детский голос, который она словно услышала заново:

«Мама… почему здесь так холодно? Не от сквозняка, а… внутри. Почему у нас всегда так неуютно? Как будто здесь никто не живет, а просто переночевал… А когда ты уберёшься? Ты же обещала, что сделаешь хоть что-нибудь, чтобы не было так… пусто. Но ты просто смотрела телевизор. Ты даже не смотрела на меня…»

Она замолчала, словно испугавшись собственных слов. Сглотнула комок, подступивший к горлу, и продолжила, уже тише, почти шёпотом:

«А потом я поняла… что это не дом. Это просто место, где мы спим. И едим, когда есть что. А настоящего дома у меня никогда не было. И не будет.»

Она провела рукой по щеке, стирая невидимую слезу. Слова, вырвавшиеся из глубин памяти, причинили ей физическую боль. Она помнила, как часто повторяла эти слова в детстве, пытаясь достучаться до матери, но та оставалась равнодушной к её страданиям.

Она заметила, как нахмурились его густые, темные брови, как сочувствие и неподдельная боль отразились в его глубоких, карих глазах. Он осторожно, словно боясь причинить ей боль, коснулся её шрама своими тёплыми, сильными пальцами. Его прикосновение было нежным и успокаивающим. «Это часть тебя, Аврора», – прошептал он, глядя ей прямо в глаза, – «Но ты не должна позволять этому прошлому определять твоё настоящее и тем более – диктовать твоё будущее».

Они проговорили до поздней ночи, смеясь над забавными историями, шутили, пили вино, наслаждаясь обществом друг друга.

«…И тут, представляешь, этот наглый голубь украл у меня круассан прямо из рук! Я даже опомниться не успела!» – смеясь, рассказывала Аврора.

«Да ладно! Прямо из рук?» – удивлённо переспросил Кенан, с улыбкой глядя на неё.

«Клянусь! Я стояла в очереди в кафе, предвкушала свой утренний круассан, а тут этот пернатый бандит подлетает, выхватывает его и улетает восвояси! Я чуть не расплакалась от обиды и досады», – продолжала Аврора, изображая руками, как голубь вырвал круассан.

Кенан, с усмешкой добавил: «Может, это был голубь-гурман? У него просто был изысканный вкус».

«Скорее, голубь-клептоман! Ему бы только воровать», – парировала Аврора.

«А помнишь, как мы пытались приготовить паэлью на пикнике?» – вдруг вспомнила Кенан.

«О, это было незабываемо!» – воскликнула Аврора, закатывая глаза.

«Мы решили, что мы крутые повара и сможем приготовить паэлью на костре. В итоге, рис подгорел, морепродукты оказались переваренными, а специи мы перепутали», – смеясь, рассказывал Кенан.

«Зато какой был дым! Нас, наверное, за километр было видно», – добавила Аврора.

«А самое ужасное, что мы забыли воду! Пришлось просить у каких-то туристов», – закончил историю Кенан.

«И после этого мы решили, что лучше будем покупать еду в ресторане», – подытожила Аврора

Они снова засмеялись, вспоминая этот неудачный пикник. Вино лилось рекой, а разговоры становились все более откровенными и душевными.

Кенан был рядом, как всегда, готовый выслушать, поддержать, обнять. И это давало ей ощущение силы, уверенности в себе, столь необходимое ей в моменты душевной слабости. Он был её якорем, надёжно удерживающим её в реальности, не позволяющим уйти в пучину болезненных воспоминаний.