Запомнился ему разговор с соседом дядей Ваней – фронтовиком. Он, как и Макар Григорьевич Кленов, служил в конце войны на Западной Украине и тоже в ведомстве госбезопасности, только не офицером, а солдатом – возил на машине начальника районного управления НКВД. Дядя Ваня очень гордился своей «секретной» службой и полученной медалью «За боевые заслуги», не забывая, когда выпьет, а абсолютно трезвым он бывал редко, похвастаться, что он тоже – настоящий чекист и с бандеровцами имеет свои счеты, ибо их, гадов, из схронов выковыривал и к ногтю прижимал.

Как-то, будучи уже изрядно под турахом, дядя Ваня подсел к Сазонову на завалинку и выдал такое, от чего у генерала Казимира, будь он свидетелем их разговора, последние волосы на голове встали бы дыбом:

– Мишка, ты же там в Москве, около Кремля крутишься… Со служебным наганом, поди, за пазухой ходишь… Так вот, ежели бы ты из револьвера долбанул этого Мишку-«меченого», весь народ тебе бы в ножки поклонился…

– Дядь Вань, что ты такое говоришь? – профессионально озираясь, попытался урезонить фронтовика Сазонов. – Забыл, что ли, где я служу? Ты же сам чекистом был – понимать должен, что мне по долгу службы тебя арестовать надо за такие антигосударственные речи…

– А заарестуй! – взъерепенился вдруг дядя Ваня. – Может быть, в тюрьме хоть кормить будут по-человечьи… И слышь-ка, Мишка, пока меня не заарестовал, сделай еще одно доброе дело: Борьку Эльцына заодно с Горбатым к стенке поставь! Он хоть водку и пьет вроде бы по-нашему, крепко – даже вон, окосев, с моста в речку жахнулся, но чую – толку от него простым людям не будет никакого… Вот попомнишь мое слово, Мишка, энтот Эльцын – всех продаст!

Еле угомонил тогда Сазонов соседа, проводил, нетвердо стоящего на ногах, до его дома и тетке Зинаиде, его супруге, на руки передал. Но сам долго не мог успокоиться: была в словах соседа вовсе не пьяная боль за страну, которую он защищал в годы войны и которую защищать теперь доверено Сазонову. И своим, конечно же, абсурдным призывом разобраться с разрушителями этой страны по-чекистски дядя Ваня от лица всех фронтовиков прямо взывал к Сазонову воздать разрушителям страны по справедливости, остановить таким образом грядущую катастрофу…

Отпуск Сазонов до конца не догулял. Его отозвали на службу так же неожиданно, как и отправили отдыхать. В управлении сразу вручили командировочное удостоверение, согласно которому он направлялся в Алма-Ату для проверки подведомственных особых отделов.

Во время этой командировки Сазонов облетел столицы всех среднеазиатских союзных республик, побывал в нескольких областных центрах, где дислоцировались внутренние войска, и по результатам своей инспекционной поездки подготовил докладную записку, в которой отметил, что все проверенные части верны присяге и готовы стоять за Советский Союз до конца и вплоть до самопожертвования, как требовал генерал Казимир.

В Москву Сазонов прилетел накануне августовских событий, которые впоследствии окрестят «путчем». Хотя какой же это путч, если в нем, с негласного одобрения самоустранившегося президента СССР, участвовали все высшие сановники страны и высший генералитет всех силовых ведомств?

Утром, услышав по радио обращение к народу вице-президента страны Янаева, возглавившего Чрезвычайный комитет национального спасения, Сазонов тут же включил телевизор. Из пяти каналов работал только один, и по нему транслировалось «Лебединое озеро» Чайковского.

«Началось…», – подумал Сазонов. Он с трудом дозвонился до дежурного по управлению и его уведомили, что он включен в созданную оперативную группу и ему надлежит срочно прибыть на службу, но не на Красноказарменную улицу, а прямо на Лубянку.