В течение этих напряженных месяцев с Сазоновым произошел один показательный случай, научивший его тому, что в работе пограничников, как структуры Комитета государственной безопасности СССР, мелочей не бывает. Однажды, с разрешения начальника заставы, он взобрался на вышку, где нес службу коренастый сержант-пограничник, курносый, веснушчатый, с торчащими из-под фуражки волосами цвета соломы и слегка оттопыренными, загорелыми до черноты и местами облезшими ушами. Он время от времени припадал к окулярам ПДНК – прибора дальнего наблюдения – и озирал границу и подступы к ней с обеих сторон. О визите лейтенанта Сазонова сержант был заранее предупрежден, потому, поприветствовав, охотно уступил ему место у окуляров. Сазонов стал с любопытством новичка рассматривать сопредельную территорию КНР, до которой было не более трехсот метров. Активно вращая ПДНК, обладавший прекрасной оптикой, Сазонов смог до мельчайших подробностей разглядеть китайскую вышку с дежурившим на ней пограничником, строения китайской погранзаставы, нескольких китайских солдат у продовольственного склада, которые перебирали картошку и играючи перебрасывались ею… Вдруг до ушей Сазонова донеслись глухие звуки сирены, китайские солдаты оставили свое занятие и куда-то побежали, а сержант попросил уступить место у ПДНК ему. У китайцев началась какая-то суматоха. Тут на вышке зазвонил телефон, и дежурный передал, что Сазонову надо немедленно прибыть к начальнику заставы.

На столе у начальника заставы непрестанно трезвонили телефоны. Капитан, отвечая на очередной звонок, жестом указал Сазонову на стул. Положив трубку, посетовал:

– Наряды с границы докладывают, что китайцы по тревоге покидают места постоянной дислокации, расползаются по укрытиям, артиллерию выводят на боевые позиции… С чего бы это, е-кэ-лэ-мэ-нэ? У нас ведь договоренность с их погранцами, по которой ни мы, ни они активных мероприятий на границе сейчас обязуемся не проводить… Ничего понять не могу! До сего дня не было никаких поползновений… И чего это они всполошились?

Сазонов в легкой растерянности вертел в руках фуражку…

– Послушай, лейтенант, – вдруг спросил капитан, – а ты что, в этой фуражке на вышку поднимался?

– Так точно! У меня другой нет…

На смуглых щеках капитана проступили багровые пятна:

– Е-кэ-лэ-мэ-нэ, лейтенант… Так это же из-за тебя весь сыр-бор поднялся! Наши желтолицые соседи тебя за авианаводчика приняли! Наверняка подумали, что фиксируешь цели на их территории! – он указал на авиационные крылышки на зеленой тулье фуражки Сазонова. – Вот что, авиация, бери-ка мой уазик и дуй поскорее в гостиницу погранотряда. Сиди там, как мышь, пока офицеры разведки и комендатуры не нагрянули и не поняли, кто спровоцировал маоистов на активные действия… Да гляди, держи язык за зубами, а то и тебе, и мне за нагнетание обстановки на границе достанется на орехи…

И еще один случай навсегда запомнился Сазонову. Во время сборов комсомольских работников пограничного округа их повезли в музей погранотряда, рассказывали о подвигах пограничников на советско-китайской границе, а после на заставе «Чиндалы» радушный замполит приготовил для гостей баню и накрыл «дастархан».

В самый разгар комсомольских посиделок в баню влетел старлей, начальник заставы, и ошарашил завернутых в солдатские простыни и попивающих сухое винцо комсомольцев:

– Ребята, вы ключи от моего сейфа не брали?

Все отрицательно замотали головами, мол, в кабинет заходили, но только в его присутствии, никаких ключей не видели и, само собой разумеется, не брали…

– Значит, особист взял… – как-то сразу сник начальник заставы. – Плакал мой капитан…