– Ты, Люцифер, просто Дьявол, а Жуков – Дьявол гениальный. Помнишь, взятие Берлина. Вот. Если бы Георгию было поручено строительство Днепрогэса, то турбины вращала не вода днепровская, а кровь строителей. Поэтому и приходилось его за воротник держать. Выключи свет, Люцифер, – устал я.

Портрет Сталина принял прежние коричневатые тона.

Брежнев через свой кабинет прошёл в комнату отдыха. Проходя мимо своего стола, он закрыл красную папку с документами. Пиджак повесил на спинку кресла. Два солнечных зайчика от Звёзд Героя забегали по стене и остановились. Нина Александровна поправила подушку под головой Леонида Ильича. Из тумбочки достала пузырьки с лекарствами, из каждого взяла по одной пилюле, положила в неглубокую чашку, задумалась, вынула из кармана халата ещё таблетку – положила туда же.

Брежнев спал. Во сне ему медленными картинками вспоминалась война. Как он дважды в группе сопровождения представителей штаба фронта посещал Малую землю. А когда начинала действовать таблетка из Нининого халата – в мутнеющем сознании рисовалось и то, чего не было, а было написано группой военных писателей. Брежнев искренне в это верил, а во сне – так и красочно представлял.

Второе посещение Малой земли было отмечено тем, что взрывом снаряда его контузило и сбросило в воду залива. Матросы сейнера «Рица» его спасли.

Во сне Леонид Ильич видел это со стороны. Его высоко подбрасывает взрывной волной, он беспорядочно кувыркается, но стремится перейти в управляемый полёт. В какой-то момент рядом с собой видит летящего Люцифера. Генеральская шинель на нём расстёгнута, серо-грязные крылья распущены. Брежневу всё хочется постичь, что больше помогает лететь Люциферу – полы шинели или крылья. То вдруг узнаёт в нём генерала Давида Ортенберга. То Лазаря Кагановича. И тот, и другой влияли на его военную карьеру в 18 армии.

– Вам, дорогой Лазарь Моисеевич, мой горячий фронтовой привет… Работаю начальником политотдела 18-й армии… Не забыл всех ваших указаний, – во сне, но уже просыпаясь, вслух говорит Брежнев.

Нина не прислушивается. Ей неинтересно:

– Вставай, Лёня, пора, все собрались уже.

– Присядь ко мне, – Брежнев открыл глаза, уткнулся подбородком в её тугую грудь, – ты с нами поедешь.

Кругом тяжёлый, посеревший снег, дороги и тропинки между домами вычищены. Возле постройки с поленницей дров у стены – егерь. На длинном, добротно сбитом столе – разделанный кабан. Порубленные и завёрнутые в чистую ткань куски предназначаются гостям. Первым приехал Брежнев с Ниной Александровной. Затем остальные на своих машинах: Косыгин и Пётр Андреевич Столыпин долго не выходят из машины, о чём-то темпераментно разговаривают. Юрий Владимирович приехал с Берией. Вышинский и Шейнин приехали на одной машине. Шейнин за рулём, рядом – Вышинский, Каин – на заднем сидении. Суслов вышел из машины один.

– Алексей Николаевич, вот вы не умеете делать ложки, притом очень хотите. Я так думаю, вы идёте к ложкорезу и внимательно смотрите все его операции – учитесь. Так какого чёрта вам далась эта коллективизация. Вы наверняка изучали опыт 906–910 годов. Сельские общины не получились, принесли только упадок. Только прямая собственность крестьян поднимала сельское хозяйство. Нет, вы опять на те же грабли, – разбитый пулей Багрова крест святого Владимира на груди Столыпина задрожал. Из пулевого отверстия показалась капелька крови.

– Им, Пётр Аркадьевич, нестерпимо хотелось положить учение Ленина в жизнь, – Люцифер сидел на крыше автомобиля, крылья его свисали по обе стороны открытых дверей. – К тому времени у них нагрелась вода в пулемётах, а как хотелось длинными очередями по умирающему крестьянству.