А ревом он показался потому, что в лагере очень сильно сэкономили на звуковоспроизводящей аппаратуре: за хрипом и скрипом большая часть мелодии просто потерялась. Впрочем, ни содержание, ни другие качества сего произведения не имели в данный момент значения. Главное – эта музыкальная жуть была предназначена для подъема новобранцев, которые, несмотря ни на что, продолжали нагло дрыхнуть, натянув на головы одеяла и заткнув уши. Сообразив, что к чему, Диего-Сергей быстро оделся и выскочил наружу из палатки.

На выходе он чуть не сшиб злобного субъекта в форме младшего офицера. Оба шарахнулись друг от друга. Причем офицер бросил несколько удивленный взгляд на Диего, прежде чем нырнуть в палатку, из которой тот только что выпрыгнул.

На плацу в свете зари его встретил лишь один поджарый сержант. Тот прохаживался вдоль линии, начерченной для тупых новобранцев прямо по грунту, и, как было видно, пребывал в благодушном настроении. Холодный воздух его не трогал, в отличие от привыкших к комфорту новобранцев, но когда он увидел перед собой Диего – вздрогнул. Явно не от холода. От неожиданности.

Сфокусировал глаза, принял подобающий зверский вид и кинулся в атаку на курсанта.

– Кто такой? Имя!

– Диего Гонсалес, сэр! – браво ответил Диего, вспоминая литературный шедевр полуторатысячелетней давности, где был описан один такой персонаж в армии, косивший под идиота[11]. Диего вдруг очень сильно захотелось проверить: а здесь это пройдет?

– Что, самый умный и правильный? Смир-рна!

– Стараюсь, сэр! Соответствовать, так сказать, с-сэр!!! – тупо гаркнул Диего, еще более вытягиваясь по стойке смирно.

– Много болтаешь, курсант!

– Виноват, сэр!

Сержант подозрительно хмыкнул и обошел наглого курсанта кругом.

– И что ты еще умеешь, кроме как браво орать «виноват, с-сэр!»? Чему тебя еще дома научили?

– Драться, сэр! – с энтузиазмом заявил Диего.

– Ах, ты еще и драться умеешь! – почти ласково произнес сержант, многозначительно разминая пальцы. – И каким стилем ты владеешь? Какой предпочитаешь?

– Уличный стиль, сэр!

– Да чему вы вообще можете обучиться на улице… – презрительно бросил сержант, сделал два шага назад и стал в боевую стойку. – А ну, давай нападай, как можешь!

Сержант решил сбить с новичка апломб самым прямолинейным способом: показав, что здесь он никто, а его умения, приобретенные до армии, ничего не значат. Да и поколотить слегка этого зазнайку стоило.

– Но… сэр! – оторопел Диего.

– Считай это учебным боем, курсант! – многозначительно произнес сержант. – И вообще, если сможешь хоть раз меня ударить – будешь командовать этими остолопами. Ясно?

– Да, сэр! – также придурковато ответил Диего и стал в стойку.

Зря сержант затеял это. Через полминуты он получил самым пошлым образом в ухо. Откатившись на несколько метров и став на ноги, уже совершенно иными глазами глянул на «наглого латиноса». По глазам было видно, что настроение у него резко испортилось. Сержант огляделся по сторонам. В ближайшем и дальнем радиусе каких-либо курсантов еще не наблюдалось. На лице его чуть ли не крупными буквами читалось раскаяние за потерю бдительности и очень скверная судьба для тех, кто сейчас будет вышвырнут из палатки. То есть балбесов, опоздавших к построению и, как видно, к представлению.

Диего-Сергей, изобразив на лице сильное раскаяние, между тем внутренне посмеивался.

«Медленны вы все для нас. Медленны! Против нас, людей с модифицированными генами и физиологией, вам не вытянуть в прямом столкновении. Вы бросили нас тогда на гибель. На отравленной планете, с мутировавшими вирусами и бактериями, с искалеченной разной дрянью наследственностью. Вы весь мир отравили, пытаясь найти способ сохранить власть, сделать нас рабами. Но раз за разом природа брала верх. И разум человеческий выкарабкивался из трясины навязываемой собачьей преданности, по сути, негодяям. Но мы выжили. Вычистили планету и себя. И вычищая – усовершенствовали. А усовершенствовав, вышли к звездам.