Это мы в России говорим по-простому:

– Ему двадцать.

– Ей пятьдесят.

Англичанине тоже могут сказать по-простому, но зачастую добавляют:

– «Old – старости».

– He is 20 years old – Ему 20 лет старости.

Немцы, объединившиеся с англичанами на платформе общности англосаксов, придерживаются того же подхода:

– Er ist 20 Jahre alt.

Даже не зная немецкого, легко догадаться, что слова «old» и «alt» – одной крови, которая, споткнувшись о понятие «старость», начинает застаиваться,

Люди в России ближе к представителям латинской культуры (французы, испанцы и, особенно, – итальянцы). Англосаксы от нас дальше. Или, возможно, французы больше похоже на нас, чем мы на англосаксов. Перестановка мест слагаемых в данном конкретном случае никакой роли не играет. Жизнь – не математика, хотя «наука цифр и чисел» и претендует на универсальность своего языка. Любая претенциозность смешна, пафосна и удручает. Возможно, в этом причина, почему математику не любят взрослые и дети. Дети – талантливые манипуляторы и тонко чувствуют фальшь. Рыбак рыбака…

Француз говорит:

– Il est de 20 ans – Он есть двадцати лет.

О «старости», казалось бы, – ни слова. Но как говорят жители страны за спиной Статуи Свободы (подаренной, кстати сказать, американцам французами):

– Неизбежны только смерть и налоги.

Все остальное – вариативно. Течение времени не остановить. Все начатое когда-то закончится. Это банально, но неизбежно.

– Derniere feu – последний огонь, – сказал иностранный коллега главному герою. – Между 45 и 55 годами – это возраст «последнего огня». Ощущения обостряются. Особенно, у женщин. Женщина вспыхивает последним пламенем страсти, а мужчина фонтанирует последними энергетическими извержениями. После этого вулкан начинает угасать. Хотя, рдеющие отблески остывающей лавы еще долго могут пугать туриста, решившегося совершить ночную прогулку.

Главный герой на мгновение задумался.

– На Сицилии был? – спросил иностранный коллега главного героя.

– Eh bien, oui… Ну, да…

– Этну видел?

– Видел.

– А ночью?

– Конечно. Проезжали как-то мимо: по дороге из Таормины в Сиракузы. В Сиракузах жил Архимед.

– И?

– Рдеет. Туда туристов водят – посмотреть на остывающую лаву с безопасного расстояния. Мы не поехали. Зачем смотреть на остывающие головешки…

– В тот-то и дело, что посмотреть – есть на что. Все, что имеет начало, должно когда-то завершиться.

– Не хватает оптимизма.

– Оптимизм в том, что если Этна проснется, то никому мало не покажется. Седина в бороду… Так что пусть все остается так, как есть. Именно поэтому «женщина за 40» делает свой выбор особенно тщательно. Она уже совершила много ошибок, и ей не хочется совершать новые. У нее уже есть опыт. Но опыт есть и у мужчины, которому уже почти все – почти по барабану. Он уже совершил много ошибок, и знает, что ничто не мешает ему совершать новые. Он узнал, что единственная награда – сам процесс, и если не получаешь награду сразу, то не получишь ее уже никогда.

«Глупо ждать награды со стороны», – думает человек. – «Ожидать благодарности других людей – вредная привычка. Это хуже, чем курение и пьянство. Жизнь отучает от этого. Человек награждает себя сам и сразу, в момент совершения действия. Все остальное – суррогаты и симулякры».

– Что-то я не понял… – пробормотал главный герой. – Разве не все наоборот? К преклонным годам диспропорция в количестве мужчин и женщин ставит мужчину в выигрышное положение множественного выбора?

– Мой друг, ты подвержен заблуждениям молодости. К старости мужчина растрачивает силу, а женщина, наоборот, – входит во вкус жизни и управления ближними. Женщины считают, что так лучше: от мужчин, все равно нет никакого толку. Со всей своей прямолинейностью мужчина даже к старости не может разобраться, как устроена жизнь. Происходит