Все лето и осень ушли на выздоровление. Гвенна училась ходить, пока не научилась бегать; училась держаться на воде, пока не научилась плавать; училась не ронять гребаный меч, прежде чем замахнуться, пока не почувствовала себя хоть наполовину вправе снова называть себя кеттрал. Все лето и осень они и думать не могли о том, чтобы куда-то идти, кого-то убивать. Куда идти и кого убивать, Гвенна пока не представляла, но не сомневалась, что таких дел впереди хоть завались. К тому времени, как они ощутили в себе силы двинуться в путь, лес по нижние ветви завалило снегом. Они тратили полдня на полмили, и потому пришлось пересидеть в хижине еще и зиму – питаться олениной и сдерживаться, чтобы не поубивать друг друга.

Лишние месяцы, пожалуй, пошли им на пользу. На юг они двинулись здоровыми, столь же сильными и быстрыми, какими были на Островах, и раны, которые вовсе не должны были закрыться, совсем зажили. К сожалению, внешний мир за девять просиженных ими месяцев и не думал выздоравливать. Гвенна, Талал и Анник даже не представляли, какое вокруг дерьмо.

Ничего хорошего – это они поняли, едва выйдя из северных лесов. Повсюду были ургулы – жгли, убивали, возводили своему богу пыточные алтари и заливали все кровью. Хуже того, уцелел Балендин. Гвенна надеялась, что в кровавой сумятице Андт-Кила кто-нибудь да разрубил изменнику-личу голову. Не так трудно было это вообразить, учитывая размеры схватившихся над озером Шрам армий.

Надежда, как водится, показала себя жалкой сукой.

Они еще не вышли из лесу, когда столкнулись с первыми слухами об ургульском вожде – не из ургулов, темнокожем и темноволосом. О личе, носившем на каждом плече живого черного ястреба, а кровожадностью превосходившего даже ургулов. Всадники звали его Наковальней, но речь, несомненно, шла о Балендине. Против него не устоять, – шептались люди. Он непобедим. Он умеет взмахом руки поджечь целый лес, по щелчку пальцев лопаются головы его врагов.

– Мы могли бы его убить, – предложила Анник.

Гвенна задумалась. Соблазн был велик, но поддаваться соблазнам – быстрый способ умереть.

– Нет, – решила она, – не могли бы.

– Почему?

– Потому что у нас нет птицы и крыло не полное.

– Убить человека можно и без птицы, и без полного крыла.

Талал покачал головой:

– Он не простой человек, Анник. Он сам себя питает силой. Перед ним трепещет весь север, а его этот ужас делает еще сильнее. – Лич мрачно добавил: – Все, что он вытворял на Островах и даже в Андт-Киле… это были цветочки.

– Его нужно наказать, – настаивала Анник.

– Он будет наказан, – сказала Гвенна, – но поскольку наказывать, похоже, выпадет нам, я бы постаралась справиться как надо с первого раза. Нам нужна птица, нужно больше людей и, во имя Хала, нужно понять, что происходит.

– И где нам все это взять? – спросила Анник.

– Начнем с того, что разыщем братишку Валина и вытрясем из него ответы, – ответила Гвенна. – То есть идем в Аннур.

Она приготовилась к ожесточенному спору: Анник станет требовать нападения на Балендина, а Талал – немедленного возвращения на Кирины.

Вместо этого Талал кивнул:

– Хорошо. В Аннур.

Анник только плечами пожала.

Столь быстрое согласие обескуражило и обеспокоило Гвенну. Она не была командиром крыла – после смерти Валина и Лейта и командовать было особо нечем, – но уцелевшие двое по необъяснимым причинам стали принимать ее решения как приказы, будто она не придумывала на ходу, будто у нее в голове была полная и связная картина, а не простое желание как-нибудь дотянуть до завтра. Гвенна-то знала, что ничего подобного нет.

Она не могла понять. И Талал, и Анник превосходили ее в бою. Анник давно стала легендой среди кеттральских снайперов, а Талал… хоть его искусство и не так поражало глаз, он был хорошим тактиком, и ему хватало хладнокровия действовать обдуманно, хотя бы мир вокруг горел огнем. Любой из них лучше ее командовал бы урезанным крылом… но не захотел. Анник могла высказаться по мелким вопросам тактики, но большей частью смазывала свой лук да упражнялась в стрельбе на меткость. Талалу было что сказать на любую тему, но он предпочитал не вести за собой, а советовать. И потому выбирать пришлось Гвенне, которая ни хрена не понимала, что творит. От этого всего она стала дерганой и раздражительной, но что поделаешь? Кто-то, Кент подери, должен решать.