Амазонка внимательно рассматривала пленника, а он ощущал её взгляд как легкое прикосновение и, казалось, готов был раствориться в тёмных огромных глазах.

– Кто ты? – тихо спросил юноша. – Ты богиня?

Девушка приложила к его губам палец.

– Ты должен молча слушать и слушаться.

– Но скажи, как зовут тебя?

– Тебе это не надо знать. Я та, которой ты покоришься.

– Но любой невольник знает имя хозяина.

– Ты болтлив, как утка, и хитёр, как заяц, – улыбка чуть тронула губы, смягчив строгость взгляда.

– Меня зовут Сааремат, а как называть мою госпожу?

–Зерин. Можешь называть меня только в своих мыслях.

– Ты очень красива, Зерин, – он нежно улыбался, – и имя твоё…

Амазонка снова прикрыла пленнику рот.

– Я сказала: в мыслях. Тебе не позволяли говорить.

Она коснулась его груди, словно изучая его тело, рука опустилась на живот. От неожиданности Сааремат вздрогнул.

– Что ты делаешь?

Зерин приблизилась, продолжая ласкать живот, бёдра. Она пахла разнотравьем цветущей степи, дурманящим и пьянящим ароматом воли.

– Не надо, – прошептал он, замирая. Амазонка не слушала его. Сааремат чувствовал, как по телу прокатывается горячая, сладостная волна. Сердце гулко билось.

– Зачем ты это делаешь? – голова у него кружилась.

– Ты не понял?

– Не надо, Зерин. Я не хочу, – едва прошептал пленник.

– Неправда, – так же тихо шепнула девушка. – Твоё тело не возражает.

Она была права.

Сааремат ощущал, как погружается в странный, светлый и мягкий сон. Глаза застилал золотистый туман, голос девушки слышался откуда-то издалека. Сам он словно пополам разделился. Одна половина отчаянно протестовала и возмущалась. Другая, смиряясь, желала забыться в блаженстве нежности, а тело просто исчезло, паря над пропастью.

Из золотистого сияния выплыло лицо Зерин, Сааремат почувствовал прикосновение и тяжесть её тела. Горячая, душная волна обожгла, словно внутри вспыхнул огромный, испепеляющий костёр, дыхание перехватило, а бесконечная нежность рвалась из сердца, желая обнять и землю, и небо, и Зерин. Зерин!!! Блаженство охватило его, увлекая в бездонную пропасть, голова кружилась, не было ни сил, ни желания сопротивляться. Затуманенный голос разума подсказывал, что с ним происходит что-то страшное, но желание нестись в вихре сладкой неги заглушало его.

И не надо знать и понимать, почему так случилось, лишь бы это сейчас продолжалось бесконечно долго, даже если впереди смерть. На мгновение показалось, что он задыхается и умирает от блаженства и нежности, потом всё поплыло, закружилось, и он провалился в сияющую пустоту.

Сааремат открыл глаза. Веяло свежестью и прохладой. Он приподнялся, Зерин не было. Пленник, насколько позволяли путы, осмотрелся. Купол шатра опирался на два шеста. В центре ещё дышали теплом уголья очага. Напротив входа на деревянном низком столике находился алтарь. Низкая постель, на которой лежал сколот, была покрыта шкурами, а поверх наброшены одеяла; располагалась она справа от входа. На противоположной стороне размещалась хозяйственная утварь. Шатёр имел второй полог, который, перегораживая его, образовывал при входе ещё одно помещение. Пол покрывал грубый войлок.

Вошли три амазонки-стражницы. Они освободили пленника, но оставили связанными впереди руки, так и вывели его на улицу. Воздух, пропитанный утренним ароматом, был подобен живительному глотку, наполняя силами и надеждой. Солнце поднялось, и его лучи дарили приятное тепло. Стан амазонок стоял в долине, окружённой холмами, в излучине реки. Сколот оценил удачность выбора: скрытость от вражеского глаза, сочные пастбища, река, прибрежные леса, полные дичи. Селение проснулось: дымились костры, слышался смех, ржание лошадей и блеяние овец.