Кафан с разворота навесил ему в ухо. Схватил за отвалившуюся нижнюю челюсть, придвинул к себе.

– В следующий раз яйца отобью, ишак. Нам деньги нужны, деньги – понял? Пошел вперед. Быстро.

В одиннадцатом вагоне Кафан нашел то, что искал. На боковой полке спал пожилой кавказец в красных «рибокских» трусах, на вешалке висели вельветовые штаны и приличный костюм-двойка. Кафан неслышно залез на багажную полку, в самом дальнем углу обнаружил туфли из мягкой дорогой кожи. Заглянул внутрь, на стельке нарисован бабский силуэт с какими-то клунками в обеих руках, рядом написано крупно: «GUCCI». Полторы сотни долларов как минимум. Кафан усмехнулся. Возможно, этого богатого лоха тоже подставили, как и его с Шубой, иначе как бы еще он попал в плацкартный вагон на боковую полку?

Курьеры вернулись в тамбур, заперли в угольном шкафу свои рюкзаки, быстро обсудили план действий.

– …В общем, если вдруг откроет глаза – бей сразу по кочану, чтобы даже маму родную наутро не вспомнил. Усек?

Шуба закивал, он усек. По кочану – это без проблем, тут думать не надо.

Первым делом Кафан обшарил пиджак кавказца, затем штаны. Всего несколько вшивых купюр по пять-десять тысяч и шелуха от арахиса. Он снял сумку с багажной полки, залез туда. Сверху лишь газеты и белье, дальше лезть – шум один, толку мало.

Шуба стоял над пассажиром, держа кулак наизготовку.

«А почему бы, – думал он, – почему бы нам с Кафаном не обшарить какую-нибудь. во-о-он там, скажем, во втором отсеке – блондинка, нестрашная вроде, горячая, лежит себе, уж я бы точно знал, где у нее чего искать, в каких местах и…»

– Сюда смотри, дурень. Смотри в оба глаза, – услышал он над самым ухом рассерженное шипение.

Кафан осторожно запустил руку под подушку. Кавказец тихо всхрапнул, перевернулся на спину. Кафан застыл.

Через минуту он там что-то нащупал, Шуба это понял по глазам. Вагон качнуло, за окном непрерывным Х-Х-Х-Х-Х-Х замелькал железнодорожный мост. Перестук колес зазвучал громче, раскатистей. Кафан сжал губы, кивнул на кавказца – мол, сейчас тяну обратно, будь начеку.

И в этот момент глаза беспечной жертвы широко открылись. Серые глаза с дрожащими спросонья зрачками. Кавказец уставился в потолок, будто там что-то было написано, потом нахмурился, приподнял голову – и увидел Шубу.

Кафан рванул на себя руку из-под подушки.

Рот кавказца открылся, как лоток в мусоропроводе, но Шуба врезал прежде, чем оттуда вылетел хотя бы звук. Голова упала на подушку, из носа вылетела какая-то дрянь, веки опять наехали на глаза, на лбу над переносицей расплылся розовый след в виде какого-то иероглифа. Это как знак качества: Шуба работал с гарантией.

– Нормально, – шепнул Кафан, показывая тугой бумажник. – Сгоняй за рюкзаками, встретимся в девятом вагоне, в нерабочем тамбуре.

На бумажнике тоже была нарисована баба с клунками и стояли буквы GUCCI. Внутри, кроме дюжины медицинских рецептов на имя Картадзе И. А., направления на флюорографию и нескольких детских фотокарточек Кафан и Шуба обнаружили восемьсот тысяч российскими и двести пятьдесят долларов мелкими купюрами.

– То, что доктор прописал, – заулыбался Шуба.

Они пошли дальше. В девятом купейном вагоне оба туалета были открыты и работали. Кафан осторожно приоткрыл дверь последнего купе, увидел спящего мальчишку лет пяти и рядом его мамашу в бигудях. Это явно не то.

Зато в восьмом вагоне.

В восьмом вагоне был ресторан, и он, как ни странно, работал – там пахло свежей аджикой и крепким бульоном, а за дальним столиком похмелялись два раздетых по пояс волосатых армянина. Из кухни показался бармен в накрахмаленной рубашке, крикнул: