Я был ошеломлен и в то же время не удивился. Веланд никогда не нравился мне, я никогда ему не доверял. Я понял, что его послали меня убить, но он не сумел этого сделать, потому что до сего момента я всегда был на людях. Когда же Брида увела меня от остальной дружины Рагнара, Веланд решил воспользоваться подвернувшимся случаем.

Улыбаясь мне, он дошагал до середины бассейна, подошел еще ближе, поднял меч… И тут я наконец очнулся и помчался по галерее с колоннами. В дом я бежать не хотел, там была Брида, и я понимал, что Веланд убьет и ее, если увидит. Он выскочил из бассейна и кинулся за мной. Я завернул за угол галереи, и тут он меня перехватил. Я рванулся назад, надеясь добраться до ворот, но он это понял и встал между воротами и мной. Его башмаки оставляли на римских плитках мокрые следы.

– В чем дело, Утред? – спросил он. – Лягушек боишься?

– Что тебе надо?

– Ага, растерял наглость, олдермен? – Он надвигался на меня, водя мечом из стороны в сторону. – Твой дядя шлет тебе привет и надеется, что ты будешь гнить в аду, пока он поживает в Беббанбурге.

– Так ты из… – начал я, но и так было ясно, что Веланд служит Эльфрику, поэтому я не потрудился закончить фразу, а отскочил назад.

– Наградой за твою смерть будет столько серебра, сколько весит новорожденный ребенок, – сказал Веланд. – Должно быть, ребенок уже родился, и дядя с нетерпением ждет твоей смерти. Я почти добрался до тебя той ночью под Снотенгахамом, едва не убил стрелой прошлой зимой, но ты вывернулся. Однако на сей раз все получится, и быстро. Твой дядя велел сделать это быстро, поэтому встань на колени, просто встань на колени. – Он махал мечом вправо-влево, со свистом рассекая воздух. – Я еще не дал мечу имя, – продолжал он. – Наверное, теперь буду звать его Убийцей Сирот.

Я отпрыгнул вправо, затем влево, но он был проворен, как хорек, и преградил мне путь. Я понимал, что загнан в угол, он тоже понимал это и улыбался.

– Я сделаю все быстро, – сказал он, – обещаю.

И тут Веланда ударил по шлему кусок черепицы. Он не был ранен, но от неожиданности отшатнулся и стал озираться по сторонам. Второй кусок попал ему в живот, третий – в плечо, и Брида закричала с крыши:

– Назад, через дом!

Я побежал. Меч просвистел в каком-то дюйме от меня, я подлетел к двери, промчался по колеснице, запряженной рыбиной, нырнул во вторую дверь, в третью, увидел открытое окно и выскочил в него. Брида спрыгнула с крыши, и мы с ней понеслись к недалекому лесу.

Веланд гнался за нами, но остановился, когда мы скрылись под деревьями.

Тогда он повернул на юг и ушел. Он сбежал, потому что знал, что с ним сделает Рагнар… А я, увидев Рагнара, почему-то заплакал. Почему? Не знаю, наверное, потому, что получил доказательства: Беббанбург потерян, мой милый дом занят врагом, у которого сейчас, возможно, уже родился сын.

Брида получила браслет, и Рагнар дал всем понять, что, если кто-нибудь ее тронет, он лично располосует обидчика колуном. Обратно она ехала на коне Веланда.

А на следующий день пришли враги.

Равн плыл с нами, и я снова стал его глазами, описывая, как армия Восточной Англии строится на невысоком клочке сухой земли к югу от нашего лагеря.

– Сколько знамен? – спросил он.

– Двадцать три, – ответил я, сосчитав.

– Что на них нарисовано?

– В основном кресты, – сказал я, – и какие-то святые.

– Жалкий человек, король Эдмунд, – заметил Равн. – Как-то раз он пытался сделать меня христианином.

Старик хмыкнул, вспомнив об этом.

Мы сидели на носу одного из причаливших к берегу судов: Равн – на стуле, мы с Бридой – у его ног, а мерсийские близнецы, Кеолнот и Кеолберт, пристроились чуть поодаль. Они были взятыми в заложники сыновьями епископа Этельбрида из Снотенгахама: хотя отец их приветствовал приход датской армии, человек делается более искренним в своих чувствах, если его сыновей берут в заложники. Так сказал Равн.