…Виталий Рейман первым, кажется, заметил Виноградова и приветственно поднял стакан с минеральной водой. Владимир Александрович кивнул в ответ, обещая присоединиться немного позже. Он успел еще издали поздороваться с парой знакомых, оказавшихся в поле зрения, когда возле картины про серого человека остановилась молодая пара. Собственно, мужчина, немного похожий на поэта Кушнера в юности, некоторое время продолжал по инерции идти дальше, но его спутница уже замерла, будто якорь на грунте, и решительно обернулась к адвокату Виноградову:

– Здравствуйте, Владимир Александрович!

– Добрый вечер.

Девушка была очень юная, бледнолицая, светловолосая и успела уже основательно выпить вина. Виноградову смутно припомнилось, что когда-то он уже видел ее – то ли на общем собрании членов Союза, то ли на встрече писателей с творческой молодежью.

– Познакомьтесь! Это новый руководитель нашего семинара.

– Очень приятно! Владимир.

– Михаил Юрьевич.

Делать какие-либо замечания или предположения по поводу соответствующей фамилии Виноградов не стал. И это явно произвело положительное впечатление на собеседника, которому в жизни приходилось выслушивать шутки подобного рода едва ли не при каждом знакомстве.

– Миша издал уже четыре сборника стихов и пишет диссертацию про систематический анализ, – похвасталась девица.

– Семантический анализ, – по привычке поправил ее спутник. Кажется, он уже не подозревал в Виноградове потенциальной угрозы своим планам на более тесное творческое общение с молодой поэтессой, переходящее в совместный завтрак. Однако посчитал необходимым уточнить: – А вы тоже поэт?

– Нет, ну зачем же… – окончательно успокоил его Виноградов. И в свою очередь поинтересовался: – Не подскажете, не было здесь сегодня ковбоя Шарманского?

– Да вроде не было.

– Его никто не видел уже пару дней.

– Не знаю. Может, он в запое?

В общем, это считалось довольно обычным занятием среди литераторов старшего поколения.

– Он завтра должен появиться на заседании Литфонда. По поводу материальной помощи.

– Я передам при случае, – пообещал Виноградову новый знакомый.

Однако спутница, потеряв уже интерес к продолжению разговора, решительно потянула его за собой, предоставив Владимиру Александровичу заниматься своими делами:

– Простите, нас уже зовут! Еще пообщаемся…

Вот и славно.

Да, кажется, в прошлый раз Виноградов ее видел с каким-то другим руководителем семинара. Или, может быть, не ее… или, может быть, даже не видел…

По его наблюдениям, продолжительность браков и интенсивность любовных связей, как правило, у поэтов и у прозаиков существенно различаются. Вероятно, это каким-то образом зависит от объема и жанра литературных произведений, которые они создают, и от времени, которое этот процесс занимает. Например, для того, чтобы написать небольшое стихотворение, вполне может понадобиться час-другой. Или ночь. Или несколько остановок в общественном транспорте. После этого вполне можно браться за следующее стихотворение. Которое непременно должно быть и лучше, и интереснее предыдущего…

А вот при построении повести или большого романа отношения между текстом и автором непременно растягиваются на недели, на месяцы, даже на годы… Очевидно, поэтому прозаики более склонны к стабильности в любовных и семейных отношениях, тогда как между поэтами и поэтессами постоянно возникают непродолжительные, но бурные проявления страсти. Причем, если теория Виноградова верна, создатели длинных поэм должны быть в отношениях между полами значительно ближе к писателям, которые сочиняют коротенькие рассказы. А на противоположных концах этой своеобразной шкалы продолжительных и непродолжительных связей, видимо, располагаются юные авторы злых поэтических эпиграмм и пожилые прозаики, пишущие многотомные эпопеи.