Однако!

С изумлением подумал Тристан, что уже давно никто не осмеливался раскрывать рот, чтобы прочесть нравоучений по поводу его внешнего вида. А этот посланник, значит, думает, что имеет такие права?! Так сильно переживает за то, чтоб вид Тристана не оскорбил взгляда уважаемой дамы?!

Посланник молча ждал ответа.

Его черные крохотные глазки, словно два буравчика, так и сверлили Тристана, неулыбчивый, большой рот, словно у сердитой жабы, кривился в недоброй гримасе. Так, словно этому странному посыльному неприятно было находиться рядом с Тристаном. Но из уважения к пославшей его даме он держит себя в руках и ведет себя более чем почтительно.

— Побриться б не мешало, — заметил Густав, почесав подбородок.

Но Тристан был иного мнения.

— К даме? — преувеличенно удивлённо переспросил он у странного посыльного. — Однако, нынче пошли очень смелые и дерзкие дамы. Снимают кавалеров на улице. Но я не из тех мужчин, что ходят к ним по единому их зову. Вы ошиблись, милейший. Поищите ей на вечер кавалера попроще.

И Тристан сделал попытку обойти коротышку.

Но тут произошло невиданное.

Коротышка, которого инквизитор небрежно отодвинул плечом, вдруг вцепился в рукав пальто Тристана, и тут уже у Густава округлились глаза, словно самая полная луна. Он впервые видел, чтобы кто-то даму боялся больше, чем инквизиторского гнева.

— Я не ошибся, Тристан Пилигрим, младший Зимородок! Эта дама не из тех, кому отказывают, — грубо пролаял коротышка. Его крепкая, как стальной капкан, клешня, похожая на корявые корни старого дерева, затянутая в белую перчатку, крепко удерживала Тристана за запястье, и тот даже поморщился от боли. — Коли не хотите зайти домой, освежиться, вы пойдете со мной сейчас же, ваша милость, или мне придется связать и вести вас силой.

— А ну, пусти инквизитора, сволочь! — выкрикнул изумленный Густав, и почти сразу покатился по мостовой, весь с ног до головы закутанный в кокон из серых, драных и лохматых шелковых нитей.

— Ах ты, паучара…— проорал Густав, барахтаясь на мостовой и раздирая клейкие длинные нити,

Инквизитор же не сказал ни слова.

Но одного движения крылом было достаточно, чтоб вцепившийся в его руку Ткач Саванов с криком отлетел от Тристана и запрыгал по тротуару, словно мяч, на своей объемной мягкой заднице, расплескивая быстро застывающие на воздухе шелковые паучьи нити.

Красные глаза инквизитора запылали еще ярче, словно раскаляясь от гнева.

Кряхтя и стеная, Ткач поднялся на свои кривые, мощные ноги. Тристан все так же молча, зловеще вскинул руку в сторону противника, посылая такую мощную волну магии, что, сорвавшись с белоснежных кончиков тонких инквизиторских пальцев, она заставила кипеть воздух. А докатившись до паука, с такой силой ударила его в грудь, что тот харкнул кровью, дважды перевернулся в воздухе через голову, и рухнул на брусчатку.

Его белоснежная манишка лопнула, вывалилась наружу черная волосатая грудь, похожая на бок хищного паука тарантула.

Избитый и истрепанный, Ткач с трудом поднялся. Его красивый костюм был приведен в негодность, испачкан и порван, лицо окровавлено.

— Демоново отродье, — яростно выдохнул Тристан, складывая крылья и встряхивая кистью, которую человек-паук помял более чем чувствительно. — Вы тут в конец распоясались, если гнева инквизиторского не боитесь?! Ты что, думал, я буду с тобой драться? Прошли те времена, когда я бегал за вами с мечом. Достаточно будет с тебя и магии.

— Ты постарел, Зимородок, — хрипло произнес Ткач и расхохотался. — Стал слабым и ленивым. Огонь твой погас.

Тристан смолчал и сейчас.

Просто еще раз тряхнул рукой в сторону неугомонного Ткача, и тот с воплем подлетел в воздух, крутанувшись, как веретено, вокруг своей оси, и рухнул на брусчатку со всего маха, отбив добрую половину туловища.