Грустная улыбка поднимает уголки ее мягких губ. А затем она вдруг разворачивается ко мне лицом.

Черт.

Смотреть на ее губы вот так, без какой-либо преграды, в разы хреновей. Особенно в такой близости, когда ее пышная грудь при каждом вздохе касается меня.

– И ребенок, наверное, – тоже реквизит для фотосессии?

– Ребенок мой.

Она кивает, плохо скрывая свое разочарование.

– Сколько мальчику?

Я стискиваю челюсти, понимая, к чему она ведет.

– Я не собираюсь вести разговор в туалете. Если тебе что-то интересно узнать о моей жизни, тебе придется встретиться со мной, Ярослава.

Она прищуривается, ее грудь вздымается сильнее, когда она отталкивает мою руку, но на этот раз я позволяю ей это сделать, потому что мне самому необходима дистанция. Иначе, черт возьми, сорвусь.

Поправив платье, Ярослава бросает взгляд на свое отражение и, пригладив волосы, собирается выйти, будто не чувствует, как я слежу за каждым, блядь, ее движением.

Но прежде чем взяться за ручку двери, оборачивается, по-прежнему не смотря мне в глаза.

– Тогда позвони мне после лекций. Думаю, тебе, как партнеру нашего мероприятия, не составит труда найти мой номер.

Когда я наконец беру контроль над своим гребаным членом и открываю дверь туалета, вновь сталкиваюсь в дверях с женщиной, которая будто нарочно ищет со мной встречи. На этот раз она не одна, а в компании других представительниц прекрасного пола, и мне, пробурчав «Извините», приходится протискиваться через них, слушая заигрывающее хихиканье и чувствуя на себе быстрые взгляды.

И как только выхожу в просторный светлый зал с панорамными окнами, ничего не могу с собой поделать: я вновь ищу Ярославу взглядом.

Не заметив ее за столом, где она сидела, я какого-то черта меняю траекторию и иду к своему столу, сделав лишний круг, чтобы осмотреть другую часть ресторана, скрытую большой зеленой зоной из цветов, пальм и папоротников, стоящих в кадках по центру.

Ее нигде нет, и я возвращаюсь за свой стол неудовлетворенным.

Ну конечно. Бег теперь, наверное, – ее любимый вид спорта.

Нервно проведя языком по зубам, пытаюсь заглушить раздражение от понимания, что Ярослава больше не в зоне досягаемости. Неприятная мысль о ее возможном исчезновении и о том, что я не смогу ее найти, наполняет сердце тяжестью.

Мне приходится потереть ладонью грудь, чтобы избавиться от дискомфорта, и только потом я сажусь напротив бывшей.

Юля откидывается на высокую спинку диванчика, складывая на груди руки и недовольно дергая носком туфель, закинув ногу на ногу.

Я игнорирую ее недовольство и переключаю внимание на Марка, который сидит в телефоне и хмурит брови.

Покачав головой, я возвращаю осуждающий взгляд Юле, стараясь не обращать внимания на раздражающие звуки, доносящиеся из игры Марка.

Не успеваю открыть рта: он начинает психовать и дергать ногами.

– Маркуша, перестань нервничать, если не хочешь, чтобы мама забрала телефон, – отчитывает она сына, мягко дернув его за рукав кофты.

– Я плоиглал! – он колотит по экрану ладонью, а потом, насупившись, съезжает на сиденьи, начав игру заново.

Прочищаю горло, проглатывая свои нравоучения о бережном обращении с психикой ребенка, которые, по всей видимости, Юля всегда пропускает мимо ушей.

– Выбрали? – киваю на меню, но Литвинова решает взять на перекус мой мозг.

– Где ты был? – ее наманикюренные пальчики стучат по тонким предплечьям, скрытым полупрозрачной тканью блузы.

Я бросаю раздраженный взгляд на наручные часы, мысленно делая пометку, что у меня есть еще максимум десять минут.

Поправив запонки, бросаю жестким тоном:

– Не припомню, чтобы я держал перед тобой отчет о своих передвижениях.