Когда выяснилось, что Эймос в город не едет, я побрела восвояси. Сегодня я снова должна трудиться в огороде, однако приступать к работе не рвусь и медленно иду через центральную часть единственного дома, какой с рождения знала.

База – так ее называли всегда, задолго до Чистки, – включает в себя более двух дюжин строений. Среди них часовня (под этим скромным названием имеется в виду церковь на две сотни сидячих мест), Большой дом, где живет отец Джон с женами и детьми, два Г‑образных дома, стоящих аккуратными квадратами, два длинных ряда деревянных бараков, Холл Легионеров, кухня со складами и россыпь различных хозяйственных построек, от низеньких сарайчиков до высоких сооружений размером с хороший амбар.

Заметив на дальнем конце двора Нейта, шагающего к огороду, я ускоряюсь и перехожу на бег. Внутренний голос шепчет, что я выгляжу жалко, в буквальном смысле гоняясь за этим человеком, но я велю голосу умолкнуть, потому что не делаю ничего предосудительного и его мнение меня не волнует. Правда такова: между мной и Нейтом никогда ничего не было и совершенно точно не будет.

Я всегда это знала, с того дня, как Нейт пришел на Базу. И не последнюю роль играет тот факт, что меньше чем через год я выйду замуж за отца Джона. Я же не дурочка и все понимаю. С другой стороны, мои чувства к Нейту – сплошная неразбериха, пазл, в котором кусочки никак не складываются. Нейт, в отличие от некоторых моих взрослых Братьев, однозначно видит во мне младшую сестренку, что и печалит меня, и одновременно радует – ну, чаще радует. Он ни разу не пытался проскользнуть в мою комнату после отбоя и, разумеется, ни за что бы не пошел на это, хотя порой я лежу без сна, терзаясь надеждой и чувством вины, пока за окном на востоке не забрезжит рассвет.

После отбоя я могу не беспокоиться не только насчет Нейта, но и насчет всех прочих мужчин, которые ходят к Элис, Стар, Лайзе и другим, более привлекательным Сестрам. Вообще-то ночные визиты запрещены – в Третьем воззвании сказано об этом четко и ясно, там же говорится и о наказании, – однако они все равно продолжаются, а ключи от спален есть только у Центурионов, и они просто не посмели бы впустить кого-то к моим Сестрам без разрешения Пророка.

Моя дверь всегда заперта до восхода солнца. Полагаю, отец Джон пришел бы в ярость, узнай он, что кто-то хоть пальцем дотронулся до одной из его будущих жен. Это-то и удерживает моих Братьев. Во всяком случае, я убеждаю себя, что все дело в правилах, хотя мама постоянно советовала мне быть поосторожнее со старшими Братьями, поскольку в обществе красивых девушек у мужчин в голове что-то перещелкивает, после чего они разом глупеют и ведут себя непредсказуемо.

Однажды я спросила ее, перещелкивало ли в голове у моего отца, и она ответила: нет, не перещелкивало, просто он сам по себе был глуп и непредсказуем. От этих слов у меня защемило сердце, но ведь мама хорошо знала отца, а я не знала вовсе, поэтому, видимо, мне стоит положиться на ее мнение. И еще мне было приятно, что она назвала меня красивой, пускай и не впрямую. Ладно, не важно.

Нейт слышит, как я приближаюсь, и оборачивается, на его лице та самая улыбка, от которой мое сердце всякий раз начинает биться вдвое чаще.

– А, Мунбим, – говорит он. – Я догадался, что это ты.

– Каким образом?

– У тебя особенные шаги. Они всегда очень серьезные – так сказать, убедительные.

Моя улыбка сменяется озадаченным выражением.

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю, – пожимает плечами Нейт. – Сама как-нибудь послушай.

– Это вряд ли.

Нейт фыркает и кивает.

– Понимаю. Не хочешь помочь мне собрать огурцы?