Современный экспериментатор, для которого старая парадигма по-прежнему нерушима, оказывается в тупике, если принимается за серьезное изучение психики, пользуясь современными методами. С. Гроф рассуждает следующим образом: «Наиболее серьезный вызов ньютоно-картезианской механистической парадигме вселенной исходит от последней категории психоделических явлений – целого спектра переживаний, для которых я подобрал термин «трансперсональные». Общим знаменателем этой богатой и разветвленной группы необычных переживаний является ощущение индивида, что его сознание расширилось за пределы Эго и трансцендировало границы времени и пространства».

Психологи-экспериментаторы, получив в руки новые методы исследования, заимствованные из передовых технологических разработок как в области непосредственного наблюдения за работой головного мозга и ЦНС, так и в области обработки больших объемов информации, а также – семантический подход, разработанный целым рядом ученых-семантиков, оказались в любопытном положении ребенка, которому разрешили возиться с мощным компьютером и научили лазерному фотографированию в разных участках спектра – как видимых, так и невидимых, но при этом так и не разъяснили, чего искать в собственной голове и как теперь быть с теми представлениями о реальности, что внушались им с детства.

Именно здесь, в психологии, картина мира менее всего склонна к метаморфозам.

Мы совершенно бессильны, когда некий шарлатан или гений (кто их разберет!) рушит традиционные представления о психике, психических процессах, о природе стабильности самосознания и т. п. Академическая наука утратила твердую почву. Мы сознаем, что картина мира, которой веками придерживались ученые, явственно заводит в тупик, что больные вопросы философии, разрешенные в свое время однозначно и неверно, теперь, совместно с психологическими украшениями, подчеркивающими ошибки (выдавая их за самую подлинную истину) и затушевывающими несоответствия, ведут к повальной невротизации общества и гибельному стремлению использовать природную среду в качестве свалки и ремесленных цехов, где продукт и отходы неразделимы, а главное – одинаково ядовиты для человека.

Рационализм завел нас в технологическую пустыню – это стало ясным давно и теперь скорбно обсуждается. Реже мы слышим о другом – не менее страшном – вреде, произошедшем от рационалистского эволюционизма. А этот вред гораздо сложнее исправить, поскольку он наиболее прочно закрепился в человеческом мировоззрении.

Во-первых, мы поверили в силу разума, а это не столь уж безобидная вера. Если интеллект в самых мощных своих порывах требует «убей!», мы убиваем – поскольку это разумно. Мы готовы, подобно известному литературному персонажу, превратить весь мир в гладкую площадь для маршировки. С точки зрения разума очень неудобно, что в наших широтах Солнце то движется низко, то приближается к зениту – это мешает производству и стабильности наблюдений. Мир чистого интеллекта абсурден, но мы не желаем задумываться – поскольку если это не кощунство, то глупость, способная помешать триумфальному шествию науки.

Во-вторых, уверившись в крайне высокой эффективности разума, мы автоматически пришли к выводу, что он питается подлинными впечатлениями из внешнего мира. Процесс восприятия перестал оспариваться; конечно, философы могут сколько угодно твердить о непостижимости мира, о том, что человеческая психика имеет дело только с опытом, т. е. с собственными переживаниями, а источник переживаний столь же темен, как и во времена Дионисия Ареопагита. Но каждодневный маленький триумф ratio происходит у всех на глазах, а не в объемных томах безусловно великих, но далеких от нас ученых. Подлинность впечатлений, т. е. восприятий и их интерпретаций, можно оспаривать либо с философской кафедры, либо в психиатрической клинике (кому как повезет).