— Клубы, тусовки – все это приелось. Решил взяться за голову и пойти работать в строительную фирму отца, а то диплом архитектора уже покрылся пылью. Папаша решил пустить меня по всем кругам ада, проверить на прочность и посмотреть, чего я стою, и доказать другим, что его сынок не просто так буду просиживать кожаное кресло в офисе. Приходил домой около полуночи, но вместо теплого ужина меня ждала лишь холодная постель, потому что Крис еще не вернулась с вечеринки. Пуф! — он взмахнул руками вверх. — И мечты рассыпались.

Я смогла подавить рвущийся наружу смешок, глядя на пьяного Макса. Его язык уже еле поворачивался, и речь давалась ему с трудом, но, судя по активной жестикуляции, он сдаваться не собирался, пока не расскажет все до конца. Барский сделал глоток вина, видимо, чтобы смочить горло.

— Как-то я вернулся домой еще позже обычного и застал Крис рыдающей в нашей постели. В её руках был тест на беременность, и вокруг разбросаны штук пять таких же. Все положительные, — голос звучал тихо, и казалось, что Макс в этот момент перенесся туда, видя в своей голове флэшбеки того вечера. — Все, что смог сказать тогда, что я не готов стать отцом.

Барский говорил медленно, откинув голову назад и прикрыв глаза. Ему было больно, настолько больно, что он пытался что-то сказать мне через силу, открывая рот в немой мольбе, а потом закрывал его, щурясь, словно пытался прогнать плохие воспоминания.

— Я не знал, что мне делать. Это же ребенок! Такая ответственность! Я пытался изменить свою жизнь постепенно, но ребенок! — в очередной раз воскликнул он так громко, заставляя меня содрогнуться. — Он меняет все и сразу, — его ладони сжались в кулаки. — Мы не разговаривали с Крис уже два дня. И в тот день, пока я был в офисе… это как щелчок. Я понял, что все смогу. Было страшно, но… Я справлюсь. Мы справимся, — говорил он, тяжело дыша. — Сорвался с работы, накупил в Детском мире всякой лабуды. Ну, знаешь, пеленальный столик, погремушки, попытался даже собрать дома кроватку сам, — усмехнувшись, сказал Барский. — Время близилось к десяти вечера, а Крис все не было. Я долго звонил ей, но она сбрасывала вызов, а потом прислала фото больничной палаты и подпись «Я решила проблему».

Уже было не смешно. Было страшно смотреть, как подрагивали руки Макса, пока он все это рассказывал, и как его лицо искажалось в гримасе боли, будто прямо сейчас его грудь пронзают раскаленной кочергой. Но глаза… Глаза оставались все так же эмоционально мертвы.

— Я не знал, как тогда к этому относиться: радоваться или сердиться на неё за это решение, которое она приняла в одиночку. Да я до сих пор не знаю, как к этому относиться, но то, что, сука, мне не все равно, это факт! — закричал Барский, ударяя кулаком по напольной плитке. — Вот именно после этого все пошло пи…— он сжал губы в тонкую линию, так и не договорив.

Мы долго молчали, и эта тишина отдавалась неприятным звоном в ушах, который хотелось скорее прекратить. Я же с самого начала чувствовала, что не нужно было оставаться. Но теперь уже было поздно, и такую рану было без толку заливать зеленкой и клеить пластырь.

— Самое время тебе начать рассказывать про твою нелюбовь к дверям, чтобы я хоть на какой-то момент забыл, каково это - чувствовать себя так паршиво.

Холод колючими мурашками начал распространяться от поясницы, поднимаясь вверх по спине к грудной клетке, сжимая ее в тисках. Но в этой ванной комнате не было даже маленького сквознячка. А причиной моего состояния был чистый страх.

Но говорить придется. Это будет справедливо.

Я выхватила у Барского бутылку и сделала реальных три глотка, опустошая её. Для храбрости – хотелось бы мне в это верить, только тут нужен был напиток явно с градусом побольше.