Однако после середины 1960‑х годов доминирование США в мировой политической экономике было поставлено под сомнение экономическим подъемом и растущим единством Европы, а также быстрым экономическим ростом Японии. Тем не менее экономическая взаимозависимость продолжала расти, а темпы расширения участия США в мировой экономике даже ускорились после 1970 года. Таким образом, на этом этапе институционалистские и реалистские прогнозы начали расходиться. С точки зрения строгих институционалистов, растущая потребность в координации политики, вызванная взаимозависимостью, должна была привести к большему сотрудничеству. С точки зрения реалистов, напротив, диффузия власти должна была подорвать способность кого бы то ни было создавать порядок.

На первый взгляд, реалисты сделали лучший прогноз. С конца 1960‑х годов появились признаки снижения масштабов и эффективности усилий по сотрудничеству в мировой политической экономике. По мере того как американская мощь ослабевала, ослабевали и международные режимы. Разрушение этих режимов после Второй мировой войны, конечно, опровергает наивную версию институционалистской веры во взаимозависимость как растворитель конфликтов и создатель сотрудничества. Но это не доказывает, что правомерен только реалистский акцент на силе как создателе порядка. Вполне возможно, что после падения гегемонистских режимов, после переходного периода раздора могут развиться более симметричные модели сотрудничества. Действительно, сохранение попыток сотрудничества в 1970‑е годы говорит о том, что упадок гегемонии не обязательно является предсмертным звоном для сотрудничества.

Таким образом, международное сотрудничество и разлад остаются загадкой. При каких условиях независимые страны могут сотрудничать в мировой политической экономике? В частности, может ли сотрудничество осуществляться без гегемонии, и если да, то каким образом? Данная книга призвана помочь нам найти ответы на эти вопросы. Я начинаю с реалистических представлений о роли власти и последствиях гегемонии. Но мои главные аргументы в большей степени опираются на традицию институционализма, утверждая, что при определенных условиях сотрудничество может развиваться на основе взаимодополняющих интересов и что институты, в широком смысле, влияют на возникающие модели совместной деятельности.

Гегемонистское лидерство вряд ли возродится в этом веке для Соединенных Штатов или любой другой страны. Гегемонистские державы, как правило, возникали только после мировых войн; в мирное время более слабые страны, как правило, выигрывали у гегемона, а не наоборот.

Трудно поверить, что мировая цивилизация, не говоря уже о сложной международной экономике, переживет такую войну в ядерный век. Конечно, ни одна процветающая гегемонистская держава, скорее всего, не выйдет из подобного катаклизма. Поэтому до тех пор, пока сохраняется мировая политическая экономика, ее центральной политической дилеммой будет вопрос о том, как организовать сотрудничество без гегемонии.

Сотрудничество достаточно неуловимо, а его источники довольно многогранны и переплетены, поэтому оно представляет собой сложный предмет для изучения. Особенно трудно, а вероятно и невозможно, исследовать ее с научной точностью. Ни один здравомыслящий человек не выберет ее в качестве предмета исследования на том основании, что ее загадки можно легко «разгадать». Я изучаю ее, несмотря на отсутствие богатых данных, пригодных для проверки гипотез, и на относительную скудость соответствующей теории, из-за ее нормативной значимости.

Этот выбор создает проблемы как для автора, так и для читателя. Мои ценности неизбежно влияют на мои аргументы; однако я достаточно позитивист, чтобы попытаться провести различие между моими эмпирическими и нормативными утверждениями. За исключением этой главы и главы 11, «После гегемонии» представляет собой попытку теоретического, исторического и интерпретационного анализа, а не упражнение в прикладной этике. Я стремлюсь расширить наше понимание сотрудничества, полагая, что более глубокое понимание может помочь улучшить политическую дружбу и экономическое благосостояние, хотя и не исходя из наивного предположения, что знание обязательно увеличивает либо дружбу, либо благосостояние. Я пытаюсь дать такое представление о сотрудничестве, которое может быть проанализировано, если не проверено в строгом смысле слова, другими людьми, не разделяющими мои нормативные взгляды, хотя я признаю, что если бы не мои собственные ценности, я бы никогда не решился написать эту книгу. И все же поскольку я, безусловно, не могу полностью отделить свой анализ от своих ценностей, мне кажется справедливым по отношению к читателю кратко изложить свои мысли о том, является ли международное сотрудничество «благом», к увеличению которого мы должны стремиться, и при каких условиях.