И вдруг, оглянувшись на очередь, понимаешь, что не видишь ни одного примелькавшегося лица. Ужас! Ты в панике, мечешься вдоль очереди, а тебе говорят: вы здесь не стояли. Что делать, снова занимать очередь? И когда, уже потеряв всякую надежду, вдруг, ты увидишь нужное тебе лицо в этой аморфной и равнодушной толпе, готовой превратиться в дикого кровожадного зверя, когда заденут чей-нибудь интерес, ты бросаешься к этому лицу, как к самому родному и близкому, понимая какой неприятности ты избежал. И когда, наконец, мы попадали в выстраданную обитель – выходили оттуда нескоро.

Первое время, я очень стеснялась раздеваться при чужих людях, и маме приходилось уговаривать меня, но недолго, подзатыльник или, как вариант, шлепок ниже спины, быстро решал все проблемы. Мы входили в огромный зал, величиной со спортивный зал в школе. В мутной и жаркой пелене проступали широкие каменные лавки. От обилия голых женских тел начинала кружиться голова. В центре – стойки с кранами горячей и холодной воды. Струя из такого крана била, как из садового шланга, и это очень хорошо, потому что у кранов тоже стояла очередь. Люди отдыхали в бане, как сейчас в сауне. Мылись, не торопясь, многократно намыливаясь и смывая, пока чистое тело не начинало скрипеть. Мыло использовалось только хозяйственное, туалетное мыло – роскошь. Тёрли себя мочалкой из лыка, жёсткой, как тёрка, до одурения, и пока кожа не станет тёмно-бурой, с особым рвением драили друг другу спину.

Дежурная гардеробщица выгоняла тех, кто слишком засиделся, ведь очередь в баню не убывала до позднего вечера. Тазы, оцинкованные и с двумя ручками, удавалось найти не сразу, за ними надо было охотиться, тут уж рот не открывай, хватай из рук в руки. Сидячих мест тоже не хватало, мылись, стоя над тазом, отстояв многочасовую очередь. Когда место освобождалось, все кидались, как коршуны на добычу, что не редко приводило к военным действиям, когда в ход пускались грубые мочалки, тазы, ноги и волосы соперниц. На скандал обращали внимание только те, кто оказывался рядом, и то поневоле, следили только, чтобы и им ненароком не досталось. Да и все звуки в бане были приглушёнными, людская речь воспринималась как жужжание пчёл. Слышны были только стук таза о каменную скамью, да шипение мощной струи воды из крана. Впрочем, бой без правил заканчивался довольно быстро, с падением на пол одной из сторон конфликта: попробуй, повоюй на мокром и скользком бетонном полу.

Пока воюющие и воющие стороны выясняли отношения, место занимал кто-нибудь другой. Очень повезёт, если встретишь в бане знакомую, которая собирается уходить. Мама с этой целью всегда ходила в разведку, лавируя между голых и распаренных тел. Иногда счастье улыбалось нам, и мы скоренько проделывали операцию: одна попа встала, другая тут же села. Иногда бывало, что это место ждали и другие люди, и, разгадав наши намерения, они поднимали ор: « Вас тут не было!!», на что мама вежливо отвечала: «Я договорилась за это место раньше вас». И наступало блаженство.

Конечно, на этих лавках можно было подцепить что угодно, но выбора не было, и все согласны были рисковать, иногда, правда, подстилали под себя что-то из своего бельишка, предназначенного для стирки. Но тут был риск, что его уведут без вашего согласия. Ещё мама ходила в парную, а я караулила её место, не спуская глаз. Здесь же, в бане боролись не на жизнь, а на смерть, со вшами. Слева от входа в помывочный зал, стояла тумбочка с ёмкостью, где было жидкое мыло от вшей. Воняло оно сильно и отвратительно. Многие приносили с собой косынку, намазывали голову этим мылом, завязывали голову косынкой и смывали в конце помывки.