– В обширных кругах и при военном штабе я известен как поручик, все мои иные регалии, а также звание засекречены, – ответил Георгий.

– Это мне известно. И все ваши награды, и подвиги, взыскания и поражения за последние семь лет, не сомневайтесь! Прошу, присаживайтесь, поручик.

Георгий увидел перед собой единственный стул, который стоял напротив массивного стола за три метра от него. Юноша подошёл к стулу, взял его в руки и поднёс к краю столешницы, повернул боком и сел, уложив одну ногу на другую.

– Скажу прямо, – безотлагательно отреагировал Кручинин, – я считаю вашу кандидатуру, как основного агента в столь важном для империи деле, не подходящей. Мне непонятны ваши методы работы и тем более образ жизни. Благодаря чему имеете столько завистников и недоброжелателей в светском круге, среди офицеров армии и в министерстве полиции.

– К счастью, смею заверить, мне эти люди не знакомы, – высказал свои сомнения Георгий.

– Ну что же, выбор сделан, работать будем быстро и напористо, как тут принято, на всю операцию у нас пару недель, – напутственно произнёс Леонид Альфредович, протянув бумажную папку собеседнику.

Поручик открыл документы и начал изучать, периодически глубоко вздыхая.

– Запомните имена, даты предстоящих событий, ваша задача – наладить контакты!

«…с января текущего года наиболее активно в окружении посла Франции стали фигурировать…» – Георгий читал доклад, из которого можно было узнать порядка пяти фамилий московских чиновников и предпринимателей, подозреваемых в шпионаже, однако ему эти господа были лично не знакомы. Катализатором таких предположений выступило недавнее сообщение от союзного английского агента из Парижа, где в высоких военных кругах был замечен Луи Атталь – личный учитель музыки дочери посла Франции.

– С января текущего года, – прочитал вслух поручик, – ну что ж, будем перенимать ваши быстрые и напористые методики.

Граф поднялся, достал запечатанное письмо и протянул генералу:

– Здесь, Ваше благородие, указано место тайника в городе, буду проверять его каждые три-четыре дня. Прошу связь держать через тайник, не нужно присылать ко мне агентов и нарочных.

Леонид Альфредович молча указал пальцем, где следует оставить конверт.

– Честь имею, – простился поручик и вышел из кабинета.

Прогуливаясь по Крымскому мосту, можно было услышать много иностранных языков, гости столицы заполняли её пространство, вливаясь в культурную светскую жизнь. Различные иностранные театральные труппы имели успех и одобрение. На улицах ещё свободно обсуждались новости перемен Европы и слагались стихи голосами русских, немецких, французских, английских поэтов. Общее настроение у жителей Московской губернии было спокойное и сдержанное к событиям, проходящим на европейских рубежах.

Георгий же, напротив, был обеспокоен мыслями и прогнозами предстоящих событий, каждую минуту своего времени он уделял поиску того ключа к разгадке шпионской сети империи, но более всего его увлекала мысль о Елизавете.

«Отчего же я не заехал проститься, увидеть её, а решил отмахнуться письмом? Когда же это закончится, и я вернусь к ней?!» – спрашивал он себя, однако понимал, что его исполнительная выдержка и любовь к Родине и государю ведут его даже на смерть, и он не мог поступить иначе, как тотчас приступить к выполнению приказа.

Георгий молча и вдумчиво продолжал свою прогулку, ему нужна была информация о ближайшем окружении посла Франции и той пятёрке русских князей, фигурирующих в докладе союзного агента.

Способ был выбран один, попасть в это окружение, словно по велению судьбы и сердца, не давая шанса на любые сомнения в преданности.