– Значит, Вершинин просит вызвать в Москву Василия Грамовицкого и ещё дюжину офицеров? – переспросил Леонид Кручинин.

– Так точно, а еще организовать внеплановый осмотр московского гарнизона, чтоб прикрыть этот приезд данным событием, – ответил адъютант генерала Кручинина.

– Василий Грамовицкий, сын Аркадия Ивановича, начальника канцелярии Его Величества, странный выбор, не думаешь?

– Оный его друг, учились вместе, так в личном деле Вершинина значится, – доложил адъютант.

– Что же он задумал, – Леонид Альфредович ещё долго вздыхал, размышлял вслух, стучал своими длинными пальцами по столу, но никак не мог принять решения. Ему казалось, что поручик ушел из-под контроля и уже ставит задачи московскому штабу, такой факт не мог привести к смирению генерала. С другой стороны, сроки поджимают, и препятствия действиям агента могут быть рассмотрены далее как срыв всей операции.

– М-да, значит, так, – наконец определился генерал, – вызывай офицеров для смотра гарнизона, но запомни, если этот выскочка не принесёт мне имена и подноготную шпионов, я ему устрою…

– Без всяких сомнений, мой генерал, разрешите идти?

Кручинин кивнул, он смотрел задумчивым стеклянным взглядом, уставившись в одну точку, лицо было хмурым и сморщенным, словно от кисло-горького вкуса лимона.

«Уже прошло пять или шесть одинаковых дней с моего послания штабу», – сетовал Георгий в мыслях. Поручик сидел напротив отцовского дома, через дорогу на лавке. Он остановился в этом доме, как приехал, но не спешил заходить в него, старался присутствовать в нём как можно меньше. Дом был в запустении уже почти год, лишь несколько слуг обслуживали его. Отец после покупки так ни разу в него и не заезжал.

Бодрый, жизнерадостный дух молодого графа покинул его, остались лишь злость и неудовлетворенность собой. Постоянные мысли о деле нагнетали и обессиливали, словно кровоточащая рана. Каждый раз приходилось делать над собой усилие, чтоб общаться с людьми пронзительно и с сильной подачей своих мыслей.

– Что же так давит внутри? – спросил вслух поручик. – Пустота… Даже поговорить не с кем, все мои… так далеко, – продолжал размышлять Георгий, смотря на дом, ловящий своей крышей последние лучи уходящего солнца.

В такие минуты каждый человек задумывается о главном для себя, именно в момент осознания бессилия, одиночества и подавляющей пустоты вокруг можно вспомнить и осознать значимость близких людей, важных событий или признать ошибки, которые оправдывались долгое время.

– А знаешь, птица ты пучеглазая, ты ведь доверяешь людям больше, чем они друг другу, когда ешь их хлеб, – ещё раз обратился поручик к серому голубю напротив.

Неожиданно из-за плеча графа прилетела белая голубка и приземлилась рядом. Затем два голубя сблизились друг с другом и стали курлыкать на своём птичьем языке.

– Добрый вечер, сударыня, как вы прекрасны в этом дивном белом бальном платье, – озвучил поручик серого кавалера.

– Благодарю, сударь, а вы, как вижу, совсем ещё и не готовы, стоите в своей серой пижаме!

– Вы как всегда остроумны, это серый фрак. Позвольте пригласить вас на танец.

– Позволяю, но вам не кажется, что за нами следит какой-то человек?

– Мужчина, вы нам мешаете, прошу вас удалиться!

Поручик искренне и по-доброму улыбнулся, смотря на двух голубей:

– Да у вас тут свидание, тогда и в правду не буду мешать!

Граф неспешно поднялся и направился к дому.

Дверь открыли без стука.

– Добрый вечер, Георгий Александрович, – приветливо встретил один из слуг дома.

Поручик ничего не ответил, он не знал имен этих людей и не хотел к ним привыкать.

– Прошу прощения, Ваше благородие, вам принесли письмо!