– Здравствуй, Лаура, – ласково произнес он, подойдя ближе.

Я смотрела в его голубые глаза, и моя душа корчилась от боли.

Джордж грустно улыбнулся своим мыслям.

– Ты прекрасна, как солнечный свет, – он провел ладонью по раме, обвел контур нарисованного лица, – как луч, играющий с водой на гладкой поверхности моря.

Он тронул мои волосы, спустился вниз и погладил кончики пальцев на ногах. Вдруг я почувствовала его теплые касания. Это было потрясающе. Что происходит?! Я ощущаю прикосновения? Это немыслимо!

– Ты самая красивая девушка на свете. И я… – голос его дрогнул. – Но ты не живая, – закончил печально Джордж и отвернулся.

– Я живая! – крикнула я изо всех сил, стремясь удержать его еще хоть на мгновенье. – Не уходи! Не бросай меня!

Увы, он не услышал. В дверь постучали.

– Мистер Олдридж, пора, – произнес кто-то глухо.

Джордж встрепенулся, словно очнувшись от дремы, и решительно направился на выход. Сейчас он уйдет прочь и будет потерян для меня навсегда.

– Я живая! Я заперта здесь, в картине. Я люблю тебя! – кричала я изо всех сил.

Дверь траурно хлопнула, отсекая жизнь до и после. Я осталась в кабинете одна. Древнее нарисованное полотно. Бесплотная душа, запертая в рамке из дерева. Я рыдала от безнадежной тоски, но никто меня не слышал.

Не знаю, сколько прошло времени. В голове мутилось. Я кричала и кричала, страстно желая избавиться от этой невыносимой муки, скрыться, раствориться в забвении. Но облегчение не приходило.

Вдруг дикая острая боль скрутила тело. Резко потемнело в глазах. Я не понимала, что происходит, что со мной. Я никогда не испытывала физической боли, только душевную, а сейчас я чувствовала каждую пульсирующую мышцу, каждую агонизирующую клеточку своего тела. Больше всего болела грудь, ее разрывало от жгучего жара. Казалось, еще немного, и я потеряю сознание, которое и так уплывало от нестерпимой боли. Я судорожно открыла рот и инстинктивно сделала первый вдох.

Сразу стало легче. Грудь рвано глотала воздух, мрак в глазах понемногу рассеивался. Я осмотрелась… Пол так близко, я лежу, почти уткнувшись в гладкие деревянные доски паркета. Руки… Белая ткань моей рубашки… Босые ноги, выглядывающие из-под подола. Правая рука сжимает потухшую свечу… Боже, что со мной?!

Я медленно повернула голову, морщась от боли в мышцах шеи. Передо мной возвышался письменный стол Джорджа, слева шкаф с книгами, кресло. Еще назад… Моя картина. Позолоченная рама с пустым серым пятном внутри. Где же я? Вдруг я услышала шаги по коридору и негромкие голоса. В панике попыталась встать, но ноги не держали, и я снова упала на пол. На четвереньках, как раненое животное, поползла к окну и забилась под письменный стол, скрючившись, зажав рот ладонью. Свечу зашвырнула под шкаф.

Щелкнула ручка, в комнату вошли люди. Послышался смех, громкий шепот.

– Ну, давай же… – звук поцелуев, шуршание одежды, – скорей.

– Ой, мы в кабинете… Черт, он не заперт, – мужской голос мне показался смутно знаком. Алан Мерфи? Коллекционер? Ничего не помню, в голове все путалось. Мужской голос продолжал, – Джордж меня убьет, если узнает… Как же он мог ее не запереть?

– Что узнает? – девушка нетерпеливо захихикала.

– Давай поищем другую комнату, Джордж не разрешает никому сюда входить.

– Фи, какой ты зануда, – ответил девичий голосок.

Дверь опять хлопнула, гости покинули комнату. Слава Богу.

Я смотрела на свои пальцы. Тонкие, бледные, с коротко постриженными ногтями. Спутанные золотистые волосы в беспорядке рассыпались по плечам, укрывая бедра, ноги и весь пол под столом. Я потерла ткань рубашки. Кожа ощутила шероховатость полотна и сразу же откликнулась россыпью иголочек вверх по руке. Странное ощущение.