Дезориентация. Впервые я поняла значение этого слова в полной мере.

Неопределенный шум в ушах, напоминающий одновременно гул машин, завывание ветра, детский крик и ржание коней. Черное водное пространство озарилось светом, но перед глазами все смешалось в единую массу. Вместо отчетливых картинок были размазанные силуэты, мигающие точки, усиливающаяся темнота. И ощущения… Никогда в жизни я не чувствовала подобный дискомфорт. Морозный холод, испепеляющий жар и бесконечные удары тока.

Я потопталась на месте, выставила вперед руки, сделала шаг. Где небо, а где земля? Сложилось впечатление, что если упасть вниз, то будто прыгнешь вверх, а стоит взобраться наверх, как окажешься внизу.

– Мама!

Воздух вдруг достиг легких. Я выдохнула его и заглотнула новую порцию.

– Мамочка! – Крик стал испуганным.

Чувства постепенно возвращались. На пару мгновений ослепило яркое солнце. На глаза попалась молодая зелень, трепещущая на ветру, белые цветы на деревьях, и воздух… Теплый воздух приятно окутал тело. Он согревал, вызывал улыбку и дарил ощущение легкости.

Я замычала и, услышав собственный голос, словно очнулась.

– Мамулечка, – уже негромко произнесла Соня, дергая за руку.

– Да, Пуговка? – отозвалась я и вдруг заметила причину ее беспокойства.

Нас окружали странные существа.

То ли волки, то ли плотные тени с горящими фиолетовым цветом глазами выплывали из зелени кустов на небольшую поляну. Четыре лапы, вздернутый кверху хвост и тело… Я тряхнула головой, чтобы развеять видение. Их шерсть и шерстью-то, по сути, не была. Животные горели черным пламенем, распадались на составляющие, теряя свои части тела на ходу, но потом собирались воедино. А стоило одному раскрыть пасть, и возникло ощущение, будто из меня начали высасывать саму жизнь.

– Кто это? – шепотом спросила дочка.

– Не знаю, малыш.

Я подняла лежавшую под ногами палку. Замахнулась ею.

– Пошли вон. Фу! Кыш!

Животные не реагировали. Чем ближе они подходили, тем чаще открывали пасть. И каждый раз от меня словно кусок отрывали. Вот так, на расстоянии. Плоть не страдала, зато силы убавлялись… и внутри смерчем разрасталась пустота. Воздух стал гуще. Но я дышала, по-настоящему дышала, глубоко и часто. Казалось, не хватало какого-то другого воздуха, необычного, непривычного, жизненно необходимого, из-за которого нутро бушевало, беспокойно вздрагивало и снова отдавало им куски чего-то невидимого.

– Кому сказала?! Пошли вон! – разнесся по поляне мой гневный голос.

Я сильнее сжала руку дочери. Сосредоточившись, интенсивнее замахала палкой и начала отступать к ближайшему дереву. Как таких одолеть? Казалось, они сплетены из самой тьмы. Безобразные, неестественные, враждебно настроенные. Оставалась надежда, что не умеют карабкаться вверх.

– Мама, сзади! – испуганно крикнула Соня, и от нас хлынул рой тонких голубых нитей.

Существа дернулись назад. Пространство наполнилось жалобным шуршанием, отдаленно напоминавшим скулеж. Нити же бойко, словно играючи, направились к тварям, достигли их. И стоило им соприкоснуться, как животные рассыпались на множество черных мерцающих пылинок. Эти крупицы затопили поляну, начали кружиться в хаотичном танце.

– Быстрее, уходим отсюда, – мгновенно опомнилась я и подхватила Соню на руки.

За кустами еще слышался шорох. Ощущение опасности не отпускало. Я помчалась прочь, толком не разбирая дороги. Мое платье длиной до колен заплеталось в ногах, коричневые осенние сапоги то и дело проваливались в неглубокие ямы. А зеленая трава становилась все выше. Мы петляли, прорывались сквозь густые заросли. Изредка приходилось пригибаться из-за низких веток деревьев. Но лес вскоре закончился.