Несколько кораблей 1-й Тихоокеанской эскадры имели подводные повреждения и, находясь в починке, не могли выйти из Артурской гавани. Остальные суда ограничивались сравнительно недолгими выходами в море для постановки мин и обстрелов неприятеля на берегу.

Между тем с эскадрой произошло то, чему противился покойный вице-адмирал Макаров: генерал Стессель стал мало-помалу прибирать к рукам её артиллерию. С кораблей снимали орудия для укрепления оборонительных позиций, а моряков из флотских экипажей переводили на сушу для пополнения гарнизона крепости. К маю на берег передали сто восемьдесят восемь пушек и двадцать прожекторов… На это офицеры эскадры не преминули откликнуться сатирическим куплетом:

***

А Куропаткин выжидал бы и дольше, однако на него давил наместник Е. И. Алексеев, требуя решительных действий.

Ни во что не ставя военные таланты адмирала, он долгое время отделывался отговорками. А по вечерам заносил в дневник свои суждения относительно требований Алексеева.

4 мая:

«Вчера наместник прислал ко мне Жилинского с письмом, в котором указывает, что, по его мнению, наступило время Маньчжурской армии перейти в наступление или к Ялу, или к Порт-Артуру для выручки его. И этот совет дан, когда ещё не определилось, куда высадится третья армия японцев! Воистину, мы создаём авантюристическую стратегию. Дали расшатать свой флот. Теперь принимаемся за армию. Ответил Жилинскому, что мы готовимся встретить удар трёх японских армий. Что если удар определится не на нас, то помощь Порт-Артуру будет оказана, но что прежде всего надо определённо знать, куда японцы направят удар своих главных сил…»

29 мая:

«Из Мукдена всё тянут ту же ноту: скорее, скорее, и побольше. Если бы их послушаться, то мы уже теперь нарвались бы на беду. «Прости им, боже, ибо не ведают, что творят» – невольно стоит в уме. Стыдно Жилинскому, проявившему такую податливость адмиральским бредням! Адмиралу, привыкшему плавать по морям, проходя сотни вёрст в сутки, простительно забывать, что пехотный батальон не быстроходный крейсер, но Жилинскому забывать это стыдно.

Послал два письма адмиралу, в которых в спокойной форме документально изобличаю, как менял он свои мнения о плане действий, о силе Порт-Артура, как отказывался последовать моему совету усилить гарнизон Порт-Артура, как он ошибся в роли нашего флота. Заключаю вопросом: насколько командующий Маньчжурской армией может быть ответственен за бездеятельность флота при высадке в Бицзыво и при атаке японцами Цзиньчжоуской позиции, а также за перемену взглядов на крепость Порт-Артур? В феврале адмирал в депеше государю (от 12 февраля) признавал желательным, чтобы японцы напали на Порт-Артур, ибо эта крепость надолго задержит японцев. Теперь адмирал заявляет, что Порт-Артур – не крепость и держаться не может».

Но всему есть предел, и настало время, когда отговорки перестали действовать. Тогда Куропаткин отправил на прорыв к Порт-Артуру тридцатитысячный 1-й Сибирский корпус генерал-лейтенанта Г. К. Штакельберга при девяноста шести артиллерийских орудиях.

Впрочем, задача последнему была поставлена довольно неопределённо: «Наступлением в направлении на Порт-Артур притянуть на себя возможно большие силы противника и тем ослабить его армию, оперирующую на Квантунском полуострове. Для достижения этого движение против высланного на север заслона должно быть произведено быстро и решительно, имея в виду скорейшее поражение передовых частей неприятеля, если таковые окажутся слабыми. С превосходящими же силами не доводить дела до решительного столкновения и отнюдь не допускать израсходования всего нашего резерва в бою»…