Хорошо хоть дети Агаты не в мать пошли. Ну, или же просто мое на них влияние сильнее влияния их матери. В голове не укладывается, зачем так себя вести, если твой сын и так станет главой рода?

– А вот и я! Чай с апельсином. Знаю, он тебе нравится, – я протянула ему чашку. – Согрелся?

Он кивнул, отпив немного.

– Завтра я поговорю с твоими родителями, но если Агата вновь будет обижать тебя – не бойся и не стесняйся обращаться ко мне. В конце концов, забота о тебе – часть моей работы. Хорошо?

Снова кивок.

– В последнее время меня часто не бывает дома, но если скажешь мажордому, что хочешь ко мне, тебя тут же доставят в сторожевой участок. Я там помогаю с работой. Понимаешь?

Вялый кивок. Этот монолог начинает утомлять.

– Уже очень поздно. Тебе давно пора спать.

Я забрала у Кая уже пустую чашку. Помогла ему улечься и, погасив свечи, легла рядом – благо кровать большая. Слышала, как он некоторое время ворочался, а потом очень аккуратненько, боясь, что я его оттолкну, пристроился ближе ко мне.


***


– Да как же ты не понимаешь? Эта женщина терроризирует твоего сына! Я делала вид, что все хорошо, потому что Агата перестала на какое-то время приставать к Каю, но вчера она вновь заперла его на чердаке!

– Наверняка это какое-то недоразумение. – Лютер махнул рукой, словно отгоняя назойливое насекомое.

– Неужели твоя любовь настолько ослепила тебя, что ты не замечаешь очевидного? Что же должно произойти, чтобы ты, наконец, услышал меня? Неужели Кай должен умереть на этом проклятом чердаке от холода или от избиения розгами, чтобы ты понял, на каком чудовище женился?

– Выбирай выражения, – сквозь зубы процедил мужчина.

– А то что? Позволишь своей женушке и меня запереть на чердаке? Она мучает твоего ребенка, а тебе хоть бы что! – в порыве злости я вскочила с кресла, в котором сидела. – Я прекрасно понимаю, что у тебя много работы и не виню за то, что ты не уделяешь должного внимания детям, Агата же постоянно в разъездах: магазины, светские вечеринки, приемы, аукционы. Если она и уделяет крупицу своего времени, то только своим детям. Ладно, за это я ее не осуждаю, – я повернулась к, роняющей слезы женщине. – Но раз ты столь занята, что родные дети тебя почти не видят, зачем же ты тратишь время на ребенка, которого ненавидишь?

– Циана, ты немного…

– Ребенок, Лютер, это всего лишь ребенок. Твой ребенок! В чем его вина? Чем он заслужил подобное обращение? Во имя Хаоса, да с ним даже репетитор и прислуга обращаются, как с каким-то отребьем!

– А разве это не так? – наконец подала голос Агата.

– Пусть он не чистокровный, но все же дворянин. И власти у него ничуть не меньше, чем у твоих детей. В нем также присутствует императорская кровь, не забывайся, – и снова Лютеру. – Если ты не предпримешь меры, я пойду к императору.

– Циана, послушай…

– Нет, это ты послушай. Я устала повторять одно и то же. И если меня не слышишь ты, я пойду к тому, кто услышит.

Круто развернулась на пятках и покинула кабинет. Спустившись в холл, мне не составило труда найти маленькую фигурку. Сделала глубокий вдох, дабы успокоиться.

– Кай! Прости, это заняло немного больше времени.

– Ничего.

– Идем? – я взяла его на руки. – Удивлена, что ты проявил интерес к моей работе. Точно не будешь бояться?

– Точно.

– Какие мы смелые. Что ж, тогда вперед.

Стоило прозвучать этим словам, как в паре метрах от нас вспыхнуло черное пламя с багровым отливом. Я взглянула на Кая, что неосознанно сжал в своих крошечных кулачках мою накидку.

– Не бойся, я с тобой. Я не дам тебя в обиду.

Кай кивнул, соглашаясь с моими словами.

Мы вошли в полыхающее пламя, но, разумеется, не почувствовали ни жара, ни боли, только обволакивающее тепло, что наполняло тело энергией. Не прошло и минуты, как мы оказались у дверей сторожевого участка. Я бросила взгляд на Кая.