– А у нас самообслуживание. Жаждущие могут насытиться за штурманским столом, только аккуратненько, карту мне не залей, – разъяснил третий штурман.

Судя по пустым бутылкам, составленным у штурманского стола, мероприятие продолжалось уже давно, да и тема разговора соответствовала уже второй стадии (как говорится – вначале о жизни, потом о работе, а на десерт – о бабах). Поговорить за жизнь – святое дело.

– Вот ты мне объясни, Палыч, – в который раз допытывался матрос. – В прошлом месяце мы план перевыполнили, и премию нам начислили хорошую, да только скостили на пятьдесят процентов, якобы, за перерасход топлива. А нынче мы получили квартальную премию за экономию того же самого топлива. Как же так получается? У них что, правая рука не знает, что делает левая, или как?

– Р-разъясняю, – отвечал Палыч. – Премию за выполнение плана нам платят из фонда заработной платы, а этот самый фонд нужно экономить, иначе бухгалтерия не получит своей премии.

– Это что же получается, эти… – матрос грубо выругался, – экономят на моей, или, как правильней, на мной заработанной плате? Так, что ли?

– Вот именно, в самую точку. Ну, а как же, им ведь тоже хочется премию получать. А платят им, как ты сам догадываешься, не за скорость счёта, а за экономию этих самых, тобой заработанных, денег, – разъяснил третий штурман, заведующий на судне финансами.

– А вот ты и не прав. Нам же всё равно их выплатили, правда, только под другим соусом, – не унимался матрос.

– Вот именно, под другим. И из другой статьи расходов, не относящихся к заработной плате, а это уже их не касается. Так что и волки сыты, и овцы целы, а две премии полностью получать – значит нарушать принципы социалистического равенства, – перешёл штурман от экономики к политике.

Разговор мог затянуться ещё надолго, если бы я, после того, как «дёрнул» сотку граммов, не подошёл к окну. Впереди, прямо по курсу, светилось множество ярких огней, которых в этом месте никак не должно быть. Ближайшие населённые пункты – Шумское, Дубно или Новая Ладога – по правилу должны находиться на траверсе. Подойдя к компасу, я посмотрел курс, потом вернулся к штурманскому столу и, найдя последнюю отмеченную точку (и как это они за пьянкой не забыли её поставить?), убедился, что мы, действительно, находимся напротив Новой Ладоги, и курс, действительно, верный. Если только у нас что-либо не сломалось, – к примеру, компас или авторулевой; а это уже моя промашка и проблема. Взяв бинокль, я вышел на крыло мостика, но огни от этого никуда не пропали, а стали только ещё ярче, и их стало ещё больше.

– Мужики, а куда это мы идём, уж не в Новую ли Ладогу?

– А какого хрена мы там позабыли? – ответил штурман.

– Судя по количеству огней, прямо по курсу какая-то деревня.

Капитан привстал с дивана, посмотрел в окно и, оценив ситуацию, произнёс всего два слова:

– Штурман, курс?

Штурман подскочил со стула, метнулся к компасу.

– Курс пятьдесят пять и пять! – лихо доложил он.

– Прр-аа-вильно! – подтвердил капитан и вновь уселся на диван, а штурман, даже не взглянув в окно, вернулся к столу.

В этот момент я понял, что являюсь для них гораздо большей помехой, чем окружающая обстановка, так как не дошёл до их кондиции. И действительно, чего это я загоношился? В рубке вся вахтенная служба во главе с капитаном, а я, как, ну, в общем, озабоченный, мечусь тут. Чтобы скорее дойти до их безмятежного состояния, я накатил ещё сотку, хотя, признаться, пошла она хуже, чем первая. Первая всё же была в охотку, а вторая, как бы по необходимости.

– Палыч, а расскажи лучше, за что тебя лишили визы?