- Плачу три тысячи золотых. Завтра утром заберу ее, - старик тяжело поднялся на ноги, опираясь на трость с изображением головы волка на набалдашнике. Он осматривал меня так, словно кобылу гнедую на рынке выбирает.

- Лорд, но как же …., - мамашка замялась и замолчала, а этот старикашка повернулся и смерил ее тяжелым взглядом.

- Вы хотели спросить, а как же храм? Да, мадам Маранье? - старик спросил таким тоном, что дама лишь кивнула, испуганно глядя на мужчину. - А в храм мы сходим, если от нее будет толк во время брачной ночи, - ответил мужчина, а женщина испуганно смотрела на лорда, сглотнула, пытаясь прочистить горло.

- Но как же? Она из знатного рода, - пытается спорить мамаша.

- И? Вы своей знатностью долги будете оплачивать? - мужчина обвел тростью комнату, показывая, что состояние помещения ужасное. Обивка на диванах и креслах выгорела, а местами даже протерлась, и выглядывал наполнитель. Паркет на полу был потерт, щербат, и кое-где даже дощечек не хватало. Что я, что дама одеты в видавшие виды платья тусклых расцветок. - Вам хоть есть чем платить лавочнику за хлеб и масло? Или вас из жалости отпускают в кредит? - и старик сунул руку в карман, извлек оттуда монетку и, подкинув ее вверх, проследил за ней взглядом. Мы все следили за монеткой. Она со звоном упала перед ногами мадам Маранье, и у женщины исчезли последние сомнения. Это отразилось в ее алчном блеске глаз, когда она подняла монетку.

Старик направился на выход, хромая и с силой опираясь на трость, а у меня мурашки побежали по спине, и липкий страх сковал конечности, когда лорд Онорби проходил мимо меня.

- Лорд, а если она не выживет после брачной ночи, как мне объяснить всем ее исчезновение? - в спину задала вопрос женщина, которая должна быть моей матерью, со слов мадам Полли.

- А что стало с предыдущими вашими воспитанницами, которых вы громко называли дочерьми? - старик полуобернулся и саркастически выгнул бровь, глядя на мадам.

- Сбежали с ухажерами, - промямлила мадам, и старик улыбнулся, утвердительно кивнул.

- Ну вот, и эта не будет отличаться от своих соплеменниц ветреным характером и развратными наклонностями, - старик вышел, а меня словно ушатом кипятка обдало. Сейчас, вот прям секунду назад меня продали, как кусок мяса.

- Это что сейчас было? - я обернулась к Полли, а та лишь сделала гигантские глаза, призывая меня молчать, но меня уже понесло. -Эй вы, работорговка! - я обратилась к мадам Маранье,- совсем ополоумели? Это, между прочим, уголовная статья!!! Я молчать не намерена, сейчас же пойду к властям и заяву накатаю! - я верещала, а мадам повелительным жестом королевы махнула рукой Полли, и та утащила меня за руку из комнаты.

Я верещала, возмущалась и пыхтела, как паровоз, до самых дверей комнаты.

- Леди, мадам не приказала вас выпороть только лишь потому, что вас завтра заберет лорд, а так бы исполосовали вашу спину, и зелье исцеления не поможет, - Полли толкнула меня на кровать, и я с размаху плюхнулась на нее и замолчала.

- Это бред какой-то! - я ущипнула себя, чтобы избавиться от наваждения галлюцинаций, но ничего не исчезло. - Я не Оливия, я Касаткина Ольга, мне тридцать три года, и я работаю в “Звезде востока”, - выдаю на одном дыхании.

- Что? - мадам Полли ошарашенно смотрела на меня, не веря в мои слова. Еще бы, я и сама себе не верила.

- Какая Касаткина Ольга? Вы Оливия Маранье, вам двадцать лет, - Полли заметалась по комнате, явно что-то ища взглядом. Затем забежала в комнату по соседству и выскочила с зеркалом в деревянной раме. - Вот.

Я смотрела на девушку в отражении и не могла поверить в то, что видела. Из зеркальной глади на меня смотрела очень молодая девушка. Яркая копна рыжих волос обрамляла миленькое личико. Губки бантиком, бровки домиком и взгляд такой невинно чистый. Я встала и осмотрела фигуру. Шикарная грудь, тонкая талия. А кожа словно фарфоровая. Я от веснушек всю жизнь избавлялась и кремами, и салонными процедурами, но в той моей жизни они нет-нет, но вылазили, предательницы.