Это не дурная ложь, как мне кажется. Но все равно это ложь, как и многое в мире власть имущих. В ее вселенной все сводится к публичному облику, люди лгут о том, кто они на самом деле, и продают нам образы за сверкающими масками, которые они вечно носят.

Мои мысли возвращаются к трем братьям Ворониным, и я крепко сжимаю пальцы на коленях.

Ни один из них никогда не предпринимал попыток скрыть, кто они такие. Сначала это меня в них пугало. Мэлис посмотрел мне прямо в лицо и сказал, что он и его братья с самого начала не были героями, и никто из них никогда не пытался убедить меня в обратном.

Но, в отличие от Оливии, я, по крайней мере, могу принимать их слова за чистую монету. Я точно знала, кто они такие, когда начала испытывать к ним чувства, и поэтому я доверяю своим ощущениям по отношению к парням. Это делает мои чувства более реальными, поскольку они основаны на том, что, как я знаю, является правдой.

Черт, возможно, это единственное, что я сейчас считаю правдой.

Водитель не произносит ни слова, пока везет нас по улицам Детройта, и я благодарна за тишину в машине. Не могу представить, как можно вести светскую беседу, когда меня так сильно переполняют эмоции.

Я откидываюсь на спинку сиденья, смотрю в окно, наблюдая за проплывающими мимо деревьями, и гадаю, что случится дальше. В какой-то момент я чувствую на себе взгляд Оливии, критикующий и оценивающий, но игнорирую ее.

– Сядь прямо, – в итоге произносит она. – Сутулость не к лицу человеку твоего статуса.

Я хочу сказать, что не могу поверить, что она беспокоится о внешнем виде в такой момент, но, думаю, в этом и есть смысл. Она шантажировала меня, чтобы заставить стать своей марионеткой, и теперь дергает за ниточки, вынуждая меня быть такой, какой она хочет меня видеть. Эта мысль вызывает во мне ярость и отвращение, но я не хочу знать, что произойдет, если я ослушаюсь ее.

Поэтому я сажусь прямо, стиснув зубы и кипя от ненависти к собственной бабушке.

К счастью – а может и нет, – мы подъезжаем к дому Оливии всего через несколько минут.

Монументальное поместье выглядит таким знакомым, ведь я бывала здесь много раз, однако теперь все в нем кажется неправильным. Я содрогаюсь, когда мы входим в вестибюль, вспоминая, каким величественным и впечатляющим он мне показался, когда я увидела его в первый раз. Отныне все кажется гнетущим: люстры, произведения искусства на стенах и вазы с цветами. Вместе они образуют нечто вроде позолоченной клетки.

– Идем, Уиллоу, – решительно говорит Оливия. Затем щелкает пальцами, ее низкие каблучки стучат по мраморному полу, пока она ведет нас вглубь дома.

В конце концов мы оказываемся в одной из гостиных, и мое сердце начинает бешено колотиться в груди. Не знаю, что она собирается со мной делать. В этом доме множество комнат, и бабушка запросто могла бы выбрать одну из них и превратить ее в настоящую клетку, заперев меня там до тех пор, пока Трой Коупленд не заявится за своим призом и не потащит меня в церковь, чтобы насильно сделать своей женой.

Когда я обхватываю себя руками, настороженно оглядываясь по сторонам, через другую дверь в комнату входит мужчина, которого я никогда раньше не видела. Он высокий и широкоплечий, с осанкой, которая заставляет меня подумать, что он бывший военный или что-то в этом роде. Его густые брови едва заметно приподнимаются, когда он смотрит на Оливию. Она кивает, слегка наклоняя голову в мою сторону. Мужчина подходит прямо ко мне, и я тут же отшатываюсь от него. Оливия что-то бормочет себе под нос, бросая на меня острый взгляд.

– Что я говорила о твоей осанке? – вопрошает она.