Меня согнуло, и, потеряв равновесие, я привалилась плечом к стене. Зачем она говорит мне все это? Неужели не хочет хоть прикрыться? Разве человек должен испытывать желание вываливать подобную, пусть и происходившую в ее жизни мерзость, на ни в чем не провинившихся перед ней окружающих? Почему она не плачет, в конце концов, не падает в ноги рунигу и мне, как не понимает, к чему все тут идет?

– Таниль высказалась достаточно! – небрежно кивнул Инослас своему молчаливому подручному, и тот скрутил руки женщине за спиной и заткнул рот какой-то тряпкой. – Как мило, наши любовники теперь в почти одинаковом положении. Но вернемся к моему рассказу. Кресс Аэгримм утратил интерес к Таниль по достижении ею определенного возраста и вышвырнул обратно к матери, которая к тому времени успела уже второй раз выйти замуж за овдовевшего отца Алмера. Чрезвычайно привлекательного, слабовольного мальчика, что и пленило уже безвозвратно испорченную натуру более старшей девушки.

Я прижала руку ко рту и хотела бы попросить рунига прекратить весь этот ужас, но не могла издать ни звука, только стоять, смотреть и бороться за дыхание.

– Усилиями сводной сестрицы Алмер очень рано познал прелести извращенного секса, подпав навсегда под ее влияние, уверовав, что лишь она единственная способна дать ему настоящее наслаждение, так? – Таниль даже с заломленными руками умудрялась смотреть на меня с презрительным превосходством, Альми же просто затих, видимо, смирился и глядел на нее с преданностью собаки. Все время на нее, не на меня!

– Спустя пару лет их родители трагически скончались. Угорели в доме, тогда как отпрыски чудом выжили. Застали вас за пикантными игрищами и стали лишними? – Женщина фыркнула и отвернулась. – Жили они, жили, но после бытности в роли щедро балуемой игрушки-фаворитки у богатого кресса несчастной Таниль было противно жалкое существование простой горожанки, что должна с какой-то стати зарабатывать свой хлеб в поте лица. Размениваться на мелочно-прибыльные интрижки с лавочниками и ремесленниками она посчитала недостойным для себя и решила, что ее смазливого послушного любовника можно использовать еще одним, выгодным во всех отношениях, способом. Нанялся он сначала в поместье почтенного семейства Гритан Фуао и стал дурить голову их молоденькой дочери.

Я закачала головой, не желая знать… верить… Даиг, какая же грязь! И я в ней по уши! И так мне и надо! Разве не такое получают дуры и вероломные дочери, предающие доверие своего родителя?

– Но там не срослось – деву быстро пристроили замуж, и тогда родственнички подались в столицу. Само собой, те, кто допустили, что этот Алмер был нанят к вам конюшим, а потом еще и прохлопали развитие отношений между ним и племянницей самого правителя, уже наказаны и больше никогда не повторят своих ошибок.

– Я хочу, чтобы моего… мужа развязали! – выдавила я из себя. Невыносимо было смотреть на него, болтающегося, словно кусок мяса, с этим… впереди…

– К сожалению, в данном действии нет смысла, – безразлично произнес Инослас. – Снимать, потом вешать… время, кресса Греймунна, время. Мы здесь уже почти закончили.

– Вы о чем? – напряглась я.

– О том, что это самое время для Алмера и Таниль уже истекло, да и нам пора отправляться.

Я даже не могла бы сказать, что испытываю. Отвращение, брезгливость, будто стояла в море нечистот, жгучую ярость и обиду, желание схватить один из проклятых кнутов и полосовать тело предателя, а потом и его шлюхи-сестры, искровить ей все это ухмыляющееся над моей наивностью лицо, выбить бесстыжие глаза, горящие торжеством женщины, прекрасно знающей, кто между мной и ею все же победитель. Я страстно хотела, чтобы она сдохла… она, но не Алмер. Не видеть его больше никогда в жизни – да, но смерть… слишком…