Шла и наша… трагикомедия. По телевизору в «Новостях» многократно показали Нонкиного мужа Мишу Хапицкого, вдохновенно сражающегося с бабушками за сосиски в магазине «Диета», что на «Щёлковской». Потом, уже в «Вестях», в рубрике «Курс доллара», долго мелькал мой однокурсник Саша Кузин, талантливейший, все говорили, химик, ушедший работать в банк – «семью-то надо кормить». А в девяносто первом – нам с Андреем уже дали квартиру – я забрела за какой-то чепухой в единственный в Академгородке магазин хозтоваров. На крохотном кусочке свободного пространства рядом с кассой остолбенело стоял Анатолий Степаныч, посланный Галиной за стиральным порошком. Весь магазин занимала огромная, до потолка, гора розовотелых унитазов, напоминавшая пирамиду черепов на картине Верещагина «Апофеоз войны». Ничего больше в «Хозтоварах» не было. Мы со Степанычем, как две деревенские лошади, попавшие в большой магазин, долго дивились на это «воинственное великолепие».

На одном из розовеющих «черепов» висела бумажка с такой умопомрачительной ценой, что я робко предположила:

– Это, наверно, за всю кучу?

– Похоже, что за один, – мрачно сказал Толя, всматриваясь в «Апофеоз». – Пошли отсюда! Мы чужие на этом празднике жизни.

Да что это я… «В те дни, а вы их видели и помните в какие…» Лучше вспоминать о том баснословном восемьдесят шестом, когда казалось, что всё ещё впереди и теперь-то всё будет по-другому.

Мы с Эдькой защищались в один день. Мы – до обеда, а после обеда – Игорь Валерьевич, докторскую. Лев Яковлевич тщательно проследил, чтобы казённые фразы в наших введениях не совпадали, кое-что заставил исправить, и мы очень гордились проделанной литературной работой.

И вдруг Игорь Валерьевич с пафосом сообщает:

– Одним из интереснейших путей утилизации солнечной энергии является преобразование её в химическую в искусственных системах, действие которых основано на принципе природного фотосинтеза.

Это слово в слово из Эдькиного введения.

А дальше слово в слово из моего:

– Моделирование процесса фотосинтеза может привести не только к созданию систем, способных запасать энергию солнечного излучения в виде химических соединений, но и к более глубокому пониманию отдельных деталей этого природного процесса.

Я списывала введение у Фарида, Эдька – у Кимыча, Фарид – у Ашота. Но Ашот-то точно ни у кого не списывал! И при чём здесь Игорь Валерьевич?! Он вообще из другой лаборатории!

Мы недоумённо переглядывались, но Профессор слушал вполне безмятежно, а Фарид успокаивающе прошептал:

– У всех одни и те же заклинания…

Надо сказать, что защиты проходили у нас по-деловому. Банкеты устраивались только для своих, дома или в общежитии, потому что почти все члены учёного совета после заседания спешно уезжали в Москву на специальном институтском автобусе. И поэтому настоящий фурор произвела в перерыве ворвавшаяся в зал целая стая девушек – сотрудниц библиотеки, канцелярии, архива… Вереща «Эдвин, поздравляем!», насовали Эдьке целую кучу разнокалиберных букетов.

– Сколько поклонниц у нашего Эдвина! – задумчиво молвил Лев Яковлевич и посмотрел на меня с некоторым упрёком.

Он не знал про Андрея. А Эдька, сосредоточенно перетасовав букеты, на вытянутых руках, как младенца, вручил все цветы мне.

– Но твои дамочки обидятся!

– Это не дамочки.

– Кто скажет, что они не дамочки…

– Наташка, прекрати! Я тебя поздравляю!

Я была уже почти уверена, что это Эдька сидит напротив меня в маршрутке. Конечно, он сразу узнал меня, а теперь просто делает вид, что не узнаёт, – характер-то «нордический»! Он хочет разыграть меня, чтобы в ответ на мой лепет: «Молодой человек, вас не Эдвином зовут?..» – закричать: «Наташка, ты что?! Это же я!»