Прошел уже месяц самостоятельной жизни Веры Ивановны, а она все еще спросонья не понимала, почему вторая половина кровати, за годы совместной жизни изрядно продавленная, пуста. Часто она по привычке заговаривала вслух с мужем, а опомнившись, плакала и думала, какая же она стала старая, совсем никуда не годная, как ей теперь одной?

Сын с внучкой прилетели на похороны и остались на пару недель, чтобы помочь освоиться в этой новой для нее жизни. Единственный сын Валентин, уже лысеющий и никогда не доставляющий проблем, жил в Германии, где ему несколько лет назад предложили хорошую работу. Так исполнилась его мечта, и он переехал в Европу вместе с женой и дочкой, с такими же ярко-голубыми глазами, как у отца и деда. Валентин позвал в Германию и своих стариков, но те отмахнулись – куда им, а он пусть едет. Гордились им страшно, таким специалистом стал! Скучали, но утешали друг друга, вместе разбирались в подаренном ноутбуке, жались поближе к черному глазку камеры во время звонков по скайпу и старались говорить громче, чтобы там точно услышали.

Сын снова уговаривал переехать к себе или хотя бы нанять помощницу по дому, но Вера Ивановна от всего отказалась, дескать, в помощи не нуждаюсь. Уйдя в себя, жила воспоминаниями и пугала сына разговорами о том, как хорошо было бы поскорее умереть.

Бывает так, что ребенок рождается и сразу становится только мамин или папин. Малыш ходит хвостом, пытается угодить всеми способами и заглядывает в глаза с такой нежностью и восхищением одному из родителей, что все члены семьи знают – мамин это или папин. Валентин относился к последнему случаю и в качестве ролевой модели выбрал отца, тоже поступил в Горный, вдвоем они обсуждали темы для курсовых и диплома. Верочка вовсе не была заботливой матерью-несушкой, как у большинства друзей сына. Никогда не пыталась переубедить Валю в выборе университета, жены, места жительства. Лишь чуть отстраненно восхищалась этим уже самостоятельным и безусловно очень умным мужчиной.

Совсем другое дело было с внучкой. С маленькой Дашей она придумывала захватывающие игры, рисовала в воображении ребенка фантастические миры со сказочными животными. А главное сама участвовала в них с таким энтузиазмом, что Василек очень просил ее быть поаккуратней, когда они вдвоем с внучкой прыгали с дивана на кресло, чтобы избежать падения в огненную лаву. Даша заходилась в истерике, когда приходило время забирать ее из гостей у бабушки. Уезжая в Германию она оставила Верочке стопку рисунков, где были изображены все любимые герои их с бабушкой общих сказочных миров. Вернулась Даша в Россию выше на голову, с розовой прядью в волосах, телефон из рук не выпускала ни на минуту – уже подросток.

Все накопленные за время их разлуки подарки для внучки уже оказались до смешного не по возрасту, развешанные на стене рисунки Даша разглядывала пару минут. “Прикольно”,– протянула она и снова опустила взгляд на экран  мобильного.

Оказавшись наедине с матерью, Валентин попытался было неловко ухаживать за родным человеком, впавшим в несвойственную ему черную депрессию, но отсутствующий и пустой взгляд мамы пугал. Тогда, вспомнив нескольких ее близких подруг, порылся в истрепанной пухлой записной книжке и нашел их телефоны. На следующий день в гости пришли Анфиса Леонидовна – вечная кокетка, не выходившая на улицу без красной помады, и Ольга Петровна – бывший директор школы, женщина волевая, настоящей советской закалки.

– Верочка, так больше продолжаться не может! – Анфиса Леонидовна аккуратно опустилась на кресло около кровати, поставила сумочку на колени, поправила прическу. – Я, когда своего Коленьку похоронила, тоже очень плакала, но надо жить, ты понимаешь?