– «Аномалии», – торопливо подсказал инженер.

– Да, в момент «аномалии» все часы – механические, кварцевые, компьютерные таймеры – остановились. А какие не остановились – сбились и показывают теперь температуру прошлогоднего снега. К тому же не стоит рассчитывать, что местное время в точности синхронизировано с нашим. Пока наблюдаем обратную картину: перед аномалией на часах было примерно шестнадцать двадцать; здесь же, если судить по положению солнца, около полудня. Мы, собственно, и выставили одиннадцать ноль-ноль, надо же с чего-то начинать.

– Вообще ни черта не понятно, хрень какая-то! – снова встрял инженер. – Особенно с компьютерными таймерами: они же с памятью. Ну, упал кварцевый резонатор на какие-то мгновенья, но потом-то он должен был снова воткнуться! Если же все обнулилось… тогда вся или почти вся инфа с компов должна была слететь. Но нет, обломитесь – я прогнал одну прогу, наши базы вроде нетронуты…

Фомченко скривился – Валина лексика его раздражала.

– Так что нам остаются только звезды, – закончил штурман. – Если погода будет благоприятствовать – к двадцати четырем-ноль-ноль смогу сказать что-то определенное.

– Нам что, еще тринадцать часов ждать? На хрена тогда эта ваша электроника?

– Объективные причины, тащ генерал-лейтенант! – развел руками Каменецкий. – Старший лейтенант прав, раньше никак.

– Ладно, подождем, раз никак, – буркнул Фомченко. – Пока предлагаю исходить из того, что мы оказались… м-м-м… как там было, по плану экспедиции?

– Второе апреля 1854 года, траверз Балаклавы, товарищ генерал-лейтенант! – поспешил отозваться Андрей, которому, очевидно, и предназначалось начальственное «…м-м-м?». – Но погода не апрельская, сами видите. Лето, может, ранняя осень. Да и с местом не все понятно. Вот, Геннадий Иванович…

– Так точно! – откликнулся штурман. – Программой предусмотрена точка выхода в пятнадцати милях от крымского берега, в наших территориальных водах. На таком расстоянии локатор показал бы контуры суши. Но их нет, это я ответственно могу заявить. А значит, как минимум место – не то.

– Не то, значит… – покачал головой Фомченко. – Ну, этого следовало ожидать, раз уж такая… аномалия.

Андрей отметил, что генералу неприятно выговаривать это слово.

– А раз так, то и со временем может быть сбой. Но ждать до полуночи мы не можем. Что с беспилотником?

– Беспилотный летательный аппарат «Горизонт Эйр» S-100 сейчас готовят к вылету! – бодро отрапортовал кавторанг. – Требуется время на тестирование оборудования, через час тридцать все будет готово.

– Вот и отлично, – смилостивился Фомченко. – Куда полетите?

– Я предлагаю – к северу, на максимальную дальность, – вмешался штурман. – Пока исходим из предположения, что не слишком сильно отклонились от заданных координат. Дальность уверенной передачи данных у «Горизонта» – около ста километров. Поведем секторный поиск, осмотримся, и тогда что-то можно будет сказать. Только вести его придется вручную, без привязки к спутникам…

Беспилотный вертолет «Горизонт Эйр» S-100 – единственный на данный момент беспилотный вертолет, используемый российским флотом и пограничниками, совместная разработка с австрийской фирмой Schiebel, – мог держаться в воздухе до шести часов. На «Адаманте» штатно имелся один «Горизонт»; еще один, оснащенный спецаппаратурой Проекта, доставили на сторожевик два дня назад. Ударного вооружения на S-100 не предусматривалось.

Фомченко помолчал, по очереди озирая присутствующих.

А ведь он растерян, понял Андрей. Генерал привык заниматься оргвопросами и, надо признать, вполне с этим справлялся. А на совещаниях, где обсуждались научные аспекты Проекта, предпочитал отмалчиваться. Для Фомченко все просто: есть задача, поставленная Верховным главнокомандующим, и ее надо решать. Да, задача эта весьма необычна – ну так и что с того? Приказы, как известно, не обсуждаются, и вообще: «Мы не ограничиваем вас в методах, товарищ генерал. Можете делать и невозможное».