– Ты по двум каким‑то придуркам делаешь вывод обо всех панках. Может, они никакие не панки, а обычные гопники. Ладно, давай сменим тему.

– Давай.

Семья за соседним столом встает и выходит. Я смотрю в окно. Они садятся в сиреневую «тойоту». Машина уезжает.

Настя спрашивает:

– Что на каникулах будешь делать?

– Не знаю еще. Учиться играть на гитаре.

– Да, важное занятие. Но это, знаешь, твое дело. На вкус и цвет товарищей нет, как говорится… И вообще, столько не виделись… Давай, не будем ссориться.

– Давай не будем.

– Ладно, я доедаю – и можем поехать ко мне. Родителей дома не будет: уехали на день рождения к другу семьи. С ночевкой, на дачу. Я тоже могла бы поехать, но, видишь…

У Жоры – длинные грязные волосы, поредевшие на макушке. Он – в красных спортивных штанах и белой майке «Deep Purple» – сидит на диване с мексиканским «Fender’ом». Я со своим корейским – на табуретке напротив.

– Сколько лет тебе, говоришь? Двадцать два?

– Двадцать один. Двадцать два будет осенью.

– Неважно. Еще не старик. Я тебе, Алекс, скажу одну важную вещь. Ничего, если я буду звать тебя Алекс? Ты не возражаешь? Ну так вот, впереди у тебя десять лет упорных занятий, после чего ты сможешь стать гитаристом. В смысле, профессионалом. А то сейчас любой называет себя музыкантом, даже тот, кто играть не умеет, только на кнопки жмет.

– Мне это не надо. В смысле, профессионалом. Мне нужен минимум, чтобы собрать состав. В панк – роке техника – не главное.

– А что там главное?

– Идеология. Ну, и энергетика тоже.

– Энергетика невозможна без драйва. А драйв – без умения играть.

– Я не говорю, что вообще не надо уметь. Но…

– Ладно, я тебя понял. Не тормози, парень, сникерсни.

Жора улыбается. В верхней челюсти у него не хватает зуба.

– Ладно, приступим, не будем тратить твои денежки на разговоры. Покажу тебе гамму ля – минор. Это – универсальнейшая гамма, сгодится и для панк – рока, и для всего вообще…

Жора льет кипяток в две чашки с растворимым кофе, размешивает чайной ложкой. На одной чашке – сердце и надпись «I Love NYC», на другой – эмблема «BMW».

Мы сидим на маленькой кухне. На стене висят постеры: «Deep Purple», «Led Zeppelin», «Jimi Hendrix Experience».

– Вот скажи ты мне, Алекс, одну важную вещь, – Жора глядит на меня, прищурившись. – Почему ты не остался в Америке?

– В смысле – не остался?

– Ну, просто. Взял бы и остался. У меня знакомый парнишка… Тоже учил его играть. Долго ходил он ко мне – года два или три… Уехал по программе для студентов, работал там в лагере детском – и остался. Нелегально сначала, потом поступил в универ… Сейчас дом с бассейном снимают – вдвоем, он и еще один парень, тоже русский. В пригороде Чикаго. Там все дома с бассейнами, других нет. – Жора причмокивает. – Джип недавно купили. Подержанный, но у нас такой стоил бы знаешь сколько?

– И откуда у него деньги, если он учится?

– Он учится и работает в двух местах. В «Макдоналдсе» менеджер или типа того, и на стройке еще. Зато живет, как человек. Не то, что мы здесь… Я всегда говорил – жить в России нельзя. Здесь выживают, а не живут… Мне уже поздно, старый я. В октябре стукнет полтинник. А то бы тоже уехал с концами. Просто я делать ничего не умею – того, за что денежки платят: по образованию я музыкант, классический гитарист. Закончил музучилище в семьдесят третьем году. Ну так вот… Смотрел я списки, кто нужен в Канаде – творческих профессий нет вообще… Ладно, пошли заниматься, парень. Перерыв кончился.

Девушка в джинсах и красной майке кладет на столик меню. Миха открывает его, начинает листать. Столики вокруг нас свободны. Негромко играет даб.