– Я убью того, кто хоть пальцем её тронет, кто её обидит, я за одну её слезу могу укокошить, – сказал сам себе и тут же поспешил успокоиться:

– Да нет… такого быть не может. Ася – ангел, чистый ангел. С ней не может ничего такого приключиться.

Я опять посмотрел на измученное болезнью лицо и обратился к ней уже вслух:

– Ася, Асенька…

Она открыла замутнённые глаза, прищурилась, глядя на меня, словно пытаясь рассмотреть. Видно было, что даже такая простая реакция давалась ей нелегко.

– Эльдар, Эльдар, – прошептала она слабым голосом, и слёзы вдруг градом хлынули на заострившиеся скулы.

– Что, Аська? Что, хорошая моя? – замирая от нежности к ней и страха за дорогую для меня жизнь, спросил я.

– Я люблю тебя, Эльдар. Я люблю тебя, – повторяла Ася, а по горящим от жара щекам ручьём бежала горечь, и я, сам не понимая, что делаю, приподнял её лицо с подушки, неожиданно поцеловав прямо в сухие, пылающие огнём губы. Ася обвила мою шею руками и взмолилась: – Эльдар, скажи, ты любишь её? Ты любишь эту Ирину? Иначе зачем в тот день хотел уехать к ней? Я не смогу жить, если ты её любишь. Я умру без тебя.

Я остолбенел. Вот, оказывается, в чём дело... В ту дождливую ночь Ася не случайно оказалась у общежития – туда её привела ревность.

– Ася, глупая, глупенькая… Я никого не люблю, кроме тебя.

Признание и полное осознание этой истины пришли одновременно. Я вдруг озвучил ей то, что и сам абсолютно точно понял только что. Да, да, да! Я люблю её, как же я не мог понять этого раньше? Или понимал, но прятался от этой правды. Лихорадочно прижав к себе мою девочку, гладя её спутанные, взмокшие от жара волосы, изрёк:

– Аська, Асенька моя. Только моя. Ты всегда, начиная со дня своего рождения, была моей, и никому я тебя не отдам… Никому, слышишь…
Весь вечер я так и просидел с ней рядом, держа её руку.

– Не уходи, – попросила она, прерывисто дыша от не оставляющего её жара. – Ты уйдёшь, и я сразу умру.

– Я не уйду, Аська. Я никуда от тебя больше не уйду, – сказал, чувствуя, как предательски дрожит голос и на глаза набегают слёзы.

Боже мой, что эта девчонка делала со мной! Я ведь даже в детстве стеснялся плакать, считая, что мужчина и слёзы – понятия несовместимые.
На следующий день Асю положили в больницу с двусторонней пневмонией. Я ходил к ней по два раза в день, подолгу сидел у её кровати, но и тогда это никого из родных не удивило.

– Я всегда знала, что наш Эльдар к Асе привязан, но что до такой степени – и не представляла. Он, наверное, собственных детей так любить и опекать не будет, – с удивлением говорила мама Асиной бабушке и соседям, глядя, как переживаю за соседскую девушку. Но о том, что между нами могут быть другие отношения, она даже и не задумывалась.

Ася поправлялась медленно. Тем временем я часто спрашивал себя: помнит ли она наши признания в любви и поцелуи или это так и осталось в её горячечном бреду? С тех пор мы ни разу не говорили на эту тему, но я-то не бредил, я любил Асю и, до конца осознав своё отношение к ней, уже не скрывал этого.

Почему я так боялся признаться ей в любви? Почему даже себе в этом не мог признаться? Ведь Ася не сестра мне, и даже не родственница. Почему же мне нельзя было её любить? Почему нельзя, если это уже случилось?

10. Глава 10

Через месяц Асю наконец-то выписали из больницы. Я с нежностью смотрел на неё, похудевшую и осунувшуюся.

Влюблённые друг в друга, мы всё чаще стали оставаться наедине и, что было странным, почему-то стеснялись родственников, старались скрыть от них свои новые отношения. И это нам удавалось, потому что родные и близкие слишком уж привыкли видеть нас вместе и воспринимать как брата и сестру, а потому и в мыслях не допускали других связей между нами.