– Так, Ловкач, на тебе электропитание! – раздался в бусине ларингофонной гарнитуры голос атаманши, что указала рукой на дальний конец станции, имея ввиду едва приметную дверь на небольшой обнесённой рабицей пристройке профлиста, к коей тянулись косы кабелей паутиной, расчертившие подземный каземат.

Кивнув и активировав Гекату, порезавшую пространство лазерным целеуказателем, недавний сосед Рийго чуть в приседе двинул по намеченным координатам, настороженно водя по сторонам стволом штурмовой винтовки.

– Позёр! – бросила уже голосом ему вслед девушка, дальше оглядывая станцию в поисках лифтовой шахты или лестницы наружу.

Нашлось и первое, и второе, а чуть погодя и появился свет, неровный, сбоящий, порожденный десятком ламп по балкам, держащим стены.

«Собирались делать развилку!» – ясно дело решил Рийго, оглядывая две только нажатые штольни новых туннелей, в коих встали, замерев стагнацией, две малые гусеничные установки, кажущие из черных зевов только движки и ленточные конвейеры, должные подавать на вывоз размельченную породу.

Небывалое дело, в годы войны нареченные в честь древних шахтеров (Лозознатцами) инженерные группы могли умудряться прокладывать по пятнадцать – двадцать километров путей в день! Настоящий подвиг!

К великой радости Эйно, шахта будто собранного на коленке промышленного лифта функционировала и отряд, наскоро погрузившись в содрогающуюся и не внушающую скрежетом оптимизма кабину, стал подниматься вверх.

Небольшой коридор наскоро отлитых бетоном стен и потолка, сбоящего неровным светом нескольких ламп, бросавших тени на бессчётные ветвящиеся коренья, осилившие не шибко толстый слой раствора. Последней преградой стали рассыпающиеся створы заржавелого люка, на коий навалились разом Аги, Эйно да Ловкач, на силу раздав, обдав отряд супротив сырости подземелья слепящим солнечным светом и пряностью соснового бора – терпким ароматом жизни.

Пред ними раскинулся дремучий вечнозелёный лес, устланный меж корней елей и сосен периною мхов, уже наливающийся гроздьями черники, чередуясь с рыжими шляпками крепеньких подосиновиков.

Аги, оглядевшись, уверенно двинула на шесть часов, вопреки ожиданиям почти беззвучно, будто скользя тихой поступью хищника над хворостом.

Рийго, вобрав полным вздохом грудь, затворив глаза, проникся восхитительным моментом, развеянным чередою звуковых сигналов от активации дрона Хаски, принявшего на раму большую часть снаряжения. Вернувшись к действительности, оператор вывел поверх мембранного-линзового глазного интерфейса полупрозрачное отображение карты местности, сверяясь с заранее внесёнными координатами да выставляя метки ради предосторожности.

Отряд стримеров спешно двигался через бор, оставляя позади себя вытоптанную тропу, медленно, но верно скрывающуюся поднимающимися мхами. Вокруг них океаном бурлила жизнь, щемя сердце видами иных прореженных ниспадавшими чрез кроны золотистыми лучами солнца теснин или небывалыми формами деревцев, да созвучиями пения птиц с вершин пушистых на хвою ветвей.

К бессчётным белкам, облюбовавшим шершавые корой стволы, двум стеганувшим, и не углядишь, прочь русакам, прибавился на исходе первого часа пути и сохатый, коронованный ветвистыми рогами. Невольно подойдя к небольшой берёзовой рощице, как-то затесавшейся посреди могучего сосняка, Рийго коснулся точёной белёсой красавицы рукой, припомнив строки великого писателя и собирателя карельских рун Элиаса Лённорота.

Что, краса-берёза, плачешь?

Что, зелёная, горюешь?

Не ведут тебя на битву

И к войне не принуждают.

Тихо прошептал Рийго, боясь, кабы не засмеяли остальные, и обомлел, углядев на дальней стороне истинного хозяина рощи. Величественный зверь без всяческой опаски, свистом раздувая большие ноздри, уперся пытливым удивлённым взором на чудных гостей, смотрел как на зверушек из дальнего конца подлеска стройных красавиц, чуть шелестящих зеленеющими листвой челами на ветрах.