- Скорее всего не хочет. Жениху, как я понял, лет шестьдесят. Но Марьям никто не спрашивает. Я её видел. Она удивительно красивая.

Я поджала губы. Так и было. Хаким тоже был хорош собой, но его сестра била все рекорды красоты – высокая, стройная, с ярко зелёными глазами кошки. Настоящая Бастет.[2]

С Марьям меня познакомила Марина. Она привела её в Культурный центр смотреть «Вокзал для двоих»[3] с французскими титрами. Народу набралось много, как нашего, так и тунисского. Пришли даже местные представители посольств дружественного соцлагеря: венгры, болгары, кубинцы.

Никто не прошёл мимо, чтобы не поглазеть на женщину редкой красоты. Марьям не носила абаю, специальную женскую мусульманскую одежду, не носила платка. В Тунисе многие женщины в городе ходили в обычной европейской одежде, даже в мини, и пользовались косметикой. Марьям прекрасно говорила по-французски, и вела себя абсолютно по-светски. Есть женщины, которые даже женщин не оставляют равнодушными и завораживают своей красотой. До встречи с ней мне часто попадались в книгах описания разных красавиц и их власть над мужчинами, но я приписывала это субъективному восприятию героя, его влюблённости, складу характера, Марьям же заставила меня посмотреть на красоту по-другому. От неё нельзя было оторвать глаз, люди просто пожирали её глазами и отворачивались только из-за приличия и воспитания. Помимо чисто физических совершенств: кожа, разрез и цвет глаз, жемчужные ровные зубы, полноватые естественные губы, длинная шея, точёная фигура, стройные ноги, ну, всё, короче, что принято считать эталоном, у неё был завораживающий взгляд и умопомрачительна улыбка. Или оно так казалось уже на фоне этого великолепия, трудно сказать.

В Центре мы поговорили о всякой ерунде, попробовали угощение из небольшого буфета – пирожки, баранки, мармеладки, которые предлагались перед фильмом, выпили кофе и пошли в зал смотреть кино. Я не придала большого значения этому знакомству, если только не считать моё восприятие её, как несравненной красавицы.

- А почему Хаким стал рассказывать про сестру? Вы с ним в близких отношениях, - спросила я.

- В нормальных отношениях. Откуда мне знать почему. Что-то вынюхивал.

- Марьям могла как-то бороться с судьбой?

- У всех всегда есть шанс.

- Например… - я посмотрела ему в глаза, и что-то меня смутило. Что-то промелькнуло у него в глазах, какая-то ложь.

Да, мы были увлечены друг другом в Тунисе, но мы рассматривали нашу связь, как временный подарок, угощение. Ужин перед дорогой. Ни Майкл, ни я не строили планы на будущее, да у нас и времени-то не было понять, нужны мы друг другу или нет. С середины марта до середины июня прошло всего два месяца с небольшим – я улетела домой и никогда больше его не видела. Писать мне за границу не разрешалось, особенно после поездки, а его я попросила меня официально не искать. Я получила от него весточку только лет через десять, в лихие девяностые. Для меня жизнь в девяностые была как раз очень неплохой, так как я работала в западной компании за приличные деньги, и получив от него бумажное письмо, которое мне передал какой-то русский, прилетевший из Америки, я прочитала, но не ответила.

Всё так, но к данной ситуации это не имело никакого отношения. И всё-таки я решила, что надо сказать.

- В том векторе Марьям исчезла. Её не нашли. И она не вышла замуж за ливанца. Что скажешь?

- Не может быть… - Майкл заёрзал на стуле и опять зажёг потухшую сигару.

- И я так думаю, Майкл. Кто-то свёл нас опять вместе, чтобы мы что-то сделали.

- Мы должны что-то предотвратить! Исидора, мы должны спасти Марьям.